Гэсэр - [13]

Два небесных войск полководца,

Как на небе начнут бороться,

Так не падают с вышины:

У обоих силы равны,

А начнут на земле бороться —

Одинаково оба сильны.

Хан-Хурмас устал от войны,

Трудно дышит Атай-Улан,

Но решимости твердой полны

Боги Западной стороны,

А Восточного неба сыны

Жгучей злобой напоены.

Бьются насмерть противники смелые,

Властелины небесных стран

Хан-Хурмас и Атай-Улан.

Поднялись их волосы белые,

Изогнулись их спины, как луки,

Ослабели могучие руки,

И зубов их слышится скрежет.

Над вершинами солнце брезжит,—

Появился из-за вершин

Сын Хурмаса, Бухэ-Бэлигтэ,

Средний сын, красноцветный сын.

Там, где трудно, там, где опасно,

Там всегда Бухэ-Бэлигтэ!

Сжал он саблю крепко и властно,

Богатырь с бесстрашной душой,

Пред которым трепещут враги,

Размахнулся — отсек большой,

Сильный палец правой ноги

Властелина Атай-Улана,

И тотчас душа улетела

Из куска рассеченного тела.

Хан-Хурмасу силы прибавилось,

И плечо его мощно расправилось.

Как плетьми, он руками хлещет,

Полный ярости боевой,

И врага, что зубами скрежещет,

Он о скалы бьет головой.

Если вправо удар нанесет —

То на Западной стороне

Сотрясается небосвод,

Если влево удар нанесет —

На Востоке дрожит небосвод.

И на Западе и на Востоке

Жаркой крови помчались потоки,

Ураган поднялся, и вскоре,

Зашумев, нахлынуло море

На дрожащее мироздание,

И низверглось молний блистание,

Родила эта битва грозу,

Загудело вверху и внизу,

И с небес низринулся град —

Всегубительный камнепад.

Приуныла восточная рать,

Не осталось решимости боле,

И, лишенная мысли и воли,

На Восток повернула вспять,

Восклицая: «Несчастье! Несчастье!

Нет надежды вблизи и вдали!

Небожители Западной части

Поражение нам нанесли!

Наше воинство обессилело,

Нам бесславная жизнь опостылела!»

Но, познав желаний свершенье,

Одержав победу в сраженье,

Подошел к царевне Заса,

Грозной рати мощь и краса,

Небожитель Западной части.

Посадил он Сэсэг-Ногон

На коня ястребиной масти,

И быстрее ветра и вести

Он с прекрасной царевной вместе

Поскакал к родной стороне

На своем крепконогом коне.

Победители в трудной войне,

Небожители Западной части,

Что изведали бранное счастье,

Поздравляя друг друга по праву,

Поскакали в родную державу.

Перевоплощение Атай-Улана на земле

Свой клинок Хан-Хурмас прославил —

Он противника обезглавил,

И отрубленная голова

Властелина Атай-Улана

Начала ворочать сперва

Тридцать раз глазами-белками.

То ль жива она, то ль мертва?

Из ноздрей вырывалось пламя,

И покрылись уста его пеной,

И саженную косу его

Развевали ветры вселенной.

Эту круглую голову черную,

Что познала участь позорную,

Пнул ногой властелин Хурмас,

И она покатилась тотчас

С гор скалистых к просторной пустыне

И повисла как раз посредине

Между небом и твердой землей.

Был таков удел ее злой:

Не под силу ей на небо двинуться

И на землю не может низринуться.

Превратилась она в чудовище

По прозванью Архан-Шудхэр,

Что повсюду ищет становище

И все время исходит слюной:

Проглотить хочет солнце с луной.

Хан-Хурмас рукою своею

Отсекает от тела шею,

Поднимает ее на клинок,

И кидает без сострадания

Он опорный ее позвонок

На седьмое дно мироздания.

На земле, в стороне восточной,

Далеко от воды проточной,

Где неведомы ловля, охота,

На урочище Хонин-Хото,

В землях, вывернутых наизнанку,

Где ветра шумят, спозаранку,

Где река ниспадает с отрога,

Через три пробиваясь порога,

Где бестравье и суховеи

На просторе главенствуют диком,—

Позвонок богатырской шеи

Стал шулмусом огненноликим,

По прозванью Гал-Нурман-хан.

На его широкой груди

Было сорок раз по сто глаз,

Было десять по тысяче раз

Завидущих глаз позади,

На спине, повествует сказ.

А на лысой его голове

Был один-единственный глаз.

Так пылал воинственный глаз,

Будто злая звезда зажглась.

Был во рту один только клык.

Гал-Нурман, в превращеньях велик,

Стал причиной мук и мытарств,

Стал началом всех непотребств.

Он две тысячи ведал коварств,

Три и тысячу ведал волшебств.

Силой рук все сворачивать мог

И ломать мощной силою ног.

Говорят: на земле возродясь,

Чародейством жестоким гордясь,

Он поклялся в кромешной темени:

«Чуть позднее позднего времени,

При слиянии двух времен,

Я устрою погибель племен!»

Хан-Хурмас, дыша горячо,

Довершал богатырское дело.

Руку правую по плечо

Он отсек от безгласного тела,

И Улана руку недвижную

Ниспроверг он на землю нижнюю.

Ожила рука на земле,

На горе, на Сумбэр-скале,

Стала тигром рука врага,

По прозванию Орголи,

Подчинилась тигру тайга

Всей далекой, полночной земли,

И была страшна его власть.

Как раскроет алчную пасть,

Так проглотит он все живое.

Лезут в пасть деревья тайги —

От корней до зеленой хвои.

Хан-Хурмас не кончил еще

Богатырского, грозного дела.

Руку левую по плечо

Он отсек от безгласного тела,

И отрубленная рука

Сквозь прозрачные облака

На холмистую землю слетела.

И, покинув небесную твердь,

На земле, где гора высока,

Где с рожденьем встречается смерть,

Та отрубленная рука

Превратилась в чудовище злое

По прозванью Шэрэм-Мината.

Это чудище, злобой богато,

Весь людской ненавидело род.

У того чудовища злого

Был большой, трехсаженный рот,

Был язык ровно в пять четвертей,

Пожирало оно детей,

С каждым днем становясь лютей.

Не хотел Хан-Хурмас отдохнуть.

Отрубил он Атай-Улана

Пустотелую, черную грудь,

Чтоб на землю ее швырнуть.

Пустотелая грудь великана