Герой того еще времени - [60]
Я тоже был в длительном поиске, не очень понимая, каким хочу быть на сцене. Мои устремления были направлены в разные стороны и даже иногда приносили мне определенные дивиденды. Кто-то говорил: «Ты в этой песне в ноль был как Леннон». Почему в ноль, а не один в один, я не выяснял, да и быть похожим на одного из битлов было мечтой.
Но однажды я забыл напялить на себя свою (пусть и не очень добротную) имиджевую одежку и начал петь на сцене так, как я это делал в обычной компании. А надо заметить, что, как правило, там находилась какая-либо девушка, которой мне хотелось понравиться. И вот после моего песнопения компания, то есть зрительный зал, отреагировала совершенно по-новому. Я это почувствовал и задумался. «Так и надо… Петь, не напяливая на себя чей-то, пусть даже очень привлекательный, образ. Мой имидж – отсутствие имиджа», – решил я. Но это касалось моей одежды, моей прически. А состояние, внутреннее состояние, когда я пел… Оно, конечно же, менялось. Но зритель этого не понимал, вернее, не хотел в это вдумываться и желал часто видеть меня в жизни таким, каким хотел видеть.
Фанатка
Однажды я решил, чтобы убежать от доставших пробок, особенно беспощадных к автомобилистам в воскресенье вечером, вернуться с дачи в Москву ранним утром. Было в разгаре лето, и в пять утра я оседлал свой автомобиль и рванул в сторону столицы. Как говорят, самый глубокий сон у людей в предрассветные часы, и шоссе было практически пустым. Я еще не успел удалиться от своей дачи, как из утреннего леса навстречу мне вышла женщина, голосуя, чтобы я ее подбросил. Обычно, во избежание разных неприятностей, я никого не подвожу… Но это обычно… А в этот раз нога нажала на тормоз, прежде чем голова трезво оценила ситуацию. Я приоткрыл окно со стороны пассажирского кресла и пробормотал:
– Я в Москву.
Ни слова мне не сказав, женщина открыла дверь автомобиля и плюхнулась на сиденье. Я тронулся с места, и машина послушно набрала свои сто километров в час. Я продолжал находиться между сном и явью, плавая где-то в своих мыслях. Насколько я успел разглядеть свою пассажирку, она была возрастом где-то около сорока, внешность и одежда были настолько непримечательны, что, случись что, я бы ни в жизнь не смог составить ее фоторобот. Какое-то время мы ехали молча, а потом я почувствовал, что женщина меня разглядывает со все большим вниманием. Наконец, я услышал ее голос:
– Я не ошибаюсь?
– Не знаю, о чем вы думаете, поэтому мне трудно судить, – ответил я, не особенно желая втягиваться с утра в беседу.
– Вы же певец? Вы же по телевизору выступаете?
– Это иногда со мной случается…
– А чего это вы совсем не улыбаетесь, обычно вы так приятно поете, что любо-дорого смотреть.
– Да утро еще… Не проснулся я…
– Что значит, не проснулся? Вы же артист?
– Да, иногда меня так называют.
– Тогда улыбайтесь! – с напором сказала спутница.
– Да я как бы не на работе.
– Не на работе… Я же вас не петь прошу, а улыбаться, ну как это…
– Женщина…
– Что женщина, да, я – женщина. Что, я вам так противна, что вы мне не улыбаетесь?
– Вы с мужем поругались? Он что, вас из дома выгнал?
– А это не твое дело, – без предупреждения перешла на «ты» моя мучительница.
– Извините, может, я бестактен со своей шуткой насчет мужа?
– Знаешь, я за себя могу и постоять, в рыло схлопочешь моментально.
– Милая, давай без агрессий.
– Я с тобой на брудершафт не пила, чтобы ты ко мне на «ты» обращался.
– Спасибо, Господу, что он послал мне на дороге встречу с вами, я теперь точно не засну за рулем.
– Я всегда знала, что артисты хамы, пьяницы и фонограмщики.
– За что? – вырвалось у меня, хотя я уже подумывал о решительных действиях.
– Сам знаешь, за что, за все ваше презрительное отношение к нам… Дармоеды!!!
– Слушайте, почему вы всю дорогу мне хамите? Вы дождетесь, что я вас высажу посреди поля, – начал заводиться я.
– Никуда ты меня не высадишь, довезешь меня до места, до Голицына.
– Ну, слава Богу, что не до Москвы, а то я бы сошел с ума.
Я угрюмо замолчал, и мы какое-то время ехали, как надоевшие друг другу до чертиков супруги. С приближением Москвы количество транспорта увеличивалось, и не нужно было анализировать свое поведение и ругать себя последними словами.
Мы проехали Бутынь, через два километра Голицыно. Моя оппонентка начала злобно рыться в сумочке. Что-то там нашла и сидела в этаком ожидании последнего и решительного боя.
– Голицыно, – голосом диктора из метрополитена произнес я.
– Возьмите, – протянула мне деньги пассажирка.
– Спасибо, не надо… Я не занимаюсь извозом.
– Вы меня оскорбляете, возьмите!
– Еще раз повторяю, я вез вас не за деньги.
И, уже вылезая из автомобиля, она кинула в меня купюры (как потом оказалось, тридцать рублей) и со словами: «Ненавижу!» со всей дури хлопнула дверью.
Она переиграла меня. Мало того, что последняя фраза осталась за ней, так и хлопанье дверью было восхитительным восклицательным знаком в нашем противостоянии.
Я съехал с обочины и направил свое авто в сторону Москвы.
– Теперь вам слово, товарищ Браунинг! Боря, ваш выход!
– Ну что, – встал с бокалом вина Боря, – пора и честь знать. А завтра даст нам ответы на вопросы, которые задал ледяной дождь.
Зайдя на страницу Вячеслава Малежика в Интернете, мы удивились плодовитости этого автора и исполнителя – около тридцати альбомов выпустил он за свою долгую творческую жизнь.Теперь музыкант стал еще и литератором и за короткое время сумел написать две книги, которые, мы уверены, увлекли читателя. И вот уже готова третья. «Автобиография ли это?», – спросили мы Вячеслава. «Скорее это биография парней и девчонок моего поколения, – ответил он. – И те читатели, чья молодость пришлась на вторую половину второй половины 20-го века, я думаю, согласятся со мной, узнав себя в героях моих рассказов…».
Во второй книге Вячеслава Малежика основной акцент сделан на прозу. Есть в ней стихи и тексты песен, написанные после выхода первой книги «Понять, простить, принять…».Автор неизмененно открыт, всегда распахнут. И в прозе его, в откровенных и тонких рассказах, проявилось редкое умение щедро любить мир и людей, сохраняя юношескую романтику, высокую ноту тепла, широты, светлой нежности и трепетной надежды. Поэт Александр Смогул назвал Вячеслава Малежика высоким лирическим голосом России. А теперь он еще умный и тонкий прозаик.
Художник-реставратор Челищев восстанавливает старинную икону Богородицы. И вдруг, закончив работу, он замечает, что внутренне изменился до неузнаваемости, стал другим. Материальные интересы отошли на второй план, интуиция обострилась до предела. И главное, за долгое время, проведенное рядом с иконой, на него снизошла удивительная способность находить и уничтожать источники зла, готовые погубить Россию и ее президента…
Политический заключенный Геннадий Чайкенфегель выходит на свободу после десяти лет пребывания в тюрьме. Он полон надежд на новую жизнь, на новое будущее, однако вскоре ему предстоит понять, что за прошедшие годы мир кардинально переменился и что никто не помнит тех жертв, на которые ему пришлось пойти ради спасения этого нового мира…
О красоте земли родной и чудесах ее, о непростых судьбах земляков своих повествует Вячеслав Чиркин. В его «Былях» – дыхание Севера, столь любимого им.
Эта повесть, написанная почти тридцать лет назад, в силу ряда причин увидела свет только сейчас. В её основе впечатления детства, вызванные бурными событиями середины XX века, когда рушились идеалы, казавшиеся незыблемыми, и рождались новые надежды.События не выдуманы, какими бы невероятными они ни показались читателю. Автор, мастерски владея словом, соткал свой ширванский ковёр с его причудливой вязью. Читатель может по достоинству это оценить и получить истинное удовольствие от чтения.
В книгу замечательного советского прозаика и публициста Владимира Алексеевича Чивилихина (1928–1984) вошли три повести, давно полюбившиеся нашему читателю. Первые две из них удостоены в 1966 году премии Ленинского комсомола. В повести «Про Клаву Иванову» главная героиня и Петр Спирин работают в одном железнодорожном депо. Их связывают странные отношения. Клава, нежно и преданно любящая легкомысленного Петра, однажды все-таки решает с ним расстаться… Одноименный фильм был снят в 1969 году режиссером Леонидом Марягиным, в главных ролях: Наталья Рычагова, Геннадий Сайфулин, Борис Кудрявцев.
Мой рюкзак был почти собран. Беспокойно поглядывая на часы, я ждал Андрея. От него зависело мясное обеспечение в виде банок с тушенкой, часть которых принадлежала мне. Я думал о том, как встретит нас Алушта и как сумеем мы вписаться в столь изысканный ландшафт. Утопая взглядом в темно-синей ночи, я стоял на балконе, словно на капитанском мостике, и, мечтая, уносился к морским берегам, и всякий раз, когда туманные очертания в моей голове принимали какие-нибудь формы, у меня захватывало дух от предвкушения неизвестности и чего-то волнующе далекого.