Герой нашего времени - [2]

– А если б ты ему сказал о льготном обслуживании расчетной карточки, может, он и соблазнился бы, – говорит Бася, сияющая какой-то неправдоподобной улыбкой.

– Говорил, говорил и о расчетной, и о кредитной. Ты же видела, как долго я с ним разговаривал. Я уж не знал, что ему еще сказать, выложил перед ним все козыри. – Во мне что-то лопнуло, и я залыбился, как ребенок.

– Я видела, – подтверждает Иола, тоже улыбаясь во весь рот. – Мирек говорил и говорил…

– Надо было ему сказать, что он сможет в любой момент снять деньги с депозита, не теряя проценты, – говорит Гоха, с улыбкой похлопав меня по плечу.

– Ну, мог сказать, – говорю я, улыбаясь всем сразу.

– Слушайте, у нас… погодите, погляжу… сейчас открыто пятьсот счетов, а на сегодняшний день у нас должно быть семьсот, – вдруг сообщает каким-то утробным голосом Бася. – В этом месяце мы должны открыть хотя бы тысячу, а иначе о премии можем забыть. Сделайте же что-нибудь.

Бася красноречиво смотрит в нашу сторону, потому что она. Бог свидетель, уже устала открывать, она все время открывает и открывает, а мы ничего не открываем.

Премию сотруднику назначают в зависимости. Если мы откроем восемьсот личных счетов, именуемых текущими, случайным лицам, которые чаще всего этого не желают, продадим сорок серебряных карточек и четыре золотые, а также застрахуем двенадцать человек, то тогда мы получим премию за каждый из этих элементов, но только в том случае, если число открытых счетов не уменьшится. Ежели это условие не будет исполнено, премии мы не получим, даже если продадим сто золотых карточек. Размер премии на каждую трудовую единицу устанавливается в процентном отношении и – это самое главное – по усмотрению руководителя отделения, а это означает, что процент может быть изменен не в пользу сотрудника. Достигнем ли мы в этом месяце наивысшего осознания премии? Ну кто это может знать.

среда

– Опять опоздает, – говорит Анета.

– Нет, погоди, вон такси какое-то остановилось, о… приехала, – замечает Гоха.

– Приехала, – соглашается Анета.

Бася вылезает из такси, расплачивается с водителем, получает квитанцию, которую она потом включит в финансовый отчет в пункт «представительские расходы, служебные разъезды», подпункт «переговоры со стратегическими партнерами». С грацией первой дамы она отвечает на звонок по мобильному и вступает в отделение, как в храм своего имени.

– Привет, – не глядя бросает Бася, по-прежнему приклеенная к мобильнику.

– Привет, – отвечаем мы, глядя на нее.

– Сегодня среда, – говорит она, пряча мобильник в сумочку.

– Ну да, – подтверждает Гоха.

– Почти середина месяца, а у нас и половины плана еще нет. – Бася разочарованно смотрит на Гоху.

– Ну да, – подтверждает Гоха, тупо глядя в пространство.

– Уже сегодня надо что-то делать, – директивно произносит Бася.

А если Бася так говорит, то так и должно быть, потому что Бася это говорит вовсе не для того, чтобы так не было. Одной рукой она включает комп, а второй стаскивает с шеи шелковый шарфик и отправляется в заднее помещение, чтобы за хорошим растворимым кофе с тремя кусочками сахара предаться проглядыванию свежего желтого издания. Знаете, почему Бася весь день такая вся сияющая?

Во-первых, придает матовость. Во-вторых, увлажняет. В-третьих – устойчивый эффект.

Перфект баланс. Флорал фиеста. Суперотпуск с фрикасе в сладком кленовом сиропе. Как хорошо быть Басей.

Через час Бася уже знает, что сделает. В мыслях у нее уже все выстроилось после вкусного кофе и вкусного чтения – без вкусной булочки – избави Боже, надо следить за фигурой!

– Ой, запишу я Юстысю на английский, – говорит она, и мы чувствуем в ее голосе глубокое внутреннее удовлетворение. – Тут пишут, что двухлетние дети способны запоминать и понимать даже сложные выражения на иностранных языках, потому что процесс обучения языку у детей…

Бася делает паузу, потому что исключительно трудно определить, каков процесс обучения языку у двухлетних детей, а выражение, прочитанное в газете, как на грех, вылетело из головы.

– Интуитивный, – наконец произносит она, поскольку это слово прекрасно ложится в контекст.

– Я свою Ванду тоже запишу, – говорит Гоха, чтобы не уронить себя в мнении Баси, – но только когда она пойдет в детский садик.

– Да ты что! – возмущается Бася. – Почему так поздно? Ты что, хочешь перечеркнуть ее шансы на нелегком и требовательном рынке труда?

– Ну, до рынка труда ей еще о-го-го и еще столько же, – говорит Гоха и улыбается, не желая разрушать приятное настроение.

– Ты даже не представляешь, как быстро время пролетит, – заявляет Бася тоном знатока. – Ты говоришь, будто не знаешь, как обстоят дела, впрочем, делай как хочешь. Я Юстысю запишу на английский, а потом на немецкий. Сейчас без двух языков как без рук.

– Как без щели между ног, – говорю я, но тихо, поскольку такого рода сравнение, вне всяких сомнений, не вполне сочетается с садо-палаче-морале Баси.

– Что ты сказал? – спрашивает Бася.

– Ничего.

– Нет, ты что-то сказал, – упорствует Бася.

– Я сказал, – после некоторого колебания признаюсь я, – что действительно, сейчас два языка – это основа, и даже три, потому что, к примеру, французский, испанский тоже очень важны.