Герой мисс Дорнтон - [51]

Началось главное представление. Декорации изображали деревню, освещенную факелами. В центре женщина-крестьянка, окруженная прусскими солдатами, повествует о своей горестной судьбе. Пруссаки оставались равнодушными. Маргарет наклонилась вперед, увлеченная пантомимой. Кузнецы в четком ритме выбивали молотками искры на наковальне, звук рожка возвестил о прибытии Наполеона и его свиты.

— Гомерсал, — объявил Крейтон.

— Что? — Маргарет на секунду отвлеклась от игры артистов.

— Ш-ш-ш, — прошипели остальные зрители.

Мистер Соамс счел необходимым наклониться как можно ближе к уху Маргарет, чтобы объяснить ей смысл своего замечания.

— Молодой человек, играющий Наполеона. Его фамилия Гомерсал, и, как мне говорили, он очень похож на своего героя.

— Действительно так? — Маргарет повернулась к Дейду, надеясь, что Крейтон отпустит ее плечо и будет обдавать своим влажным, горячим, отдающим перегаром дыханием кого-то другого, а не ее.

Дейд кивнул, лишь на мгновение оторвав глаза от арены.

— Необыкновенно похож, — тихо сказал он, — Рост, осанка, фигура. А лошадь, на которой он едет, точная копия любимого коня Наполеона. — Он замолчал, почти в трансе глядя на арену.

Маргарет, однако, было трудно вернуться к представлению. Ее внимание отвлекло другое действие. В своем одурманенном состоянии Крейтон Соамс впал в игривое настроение. Первые прикосновения его локтя, плеча или колена она сочла случайностью, которую можно было объяснить теснотой в ложе. Когда же она трижды отстранялась от него, а его конечности все так же тянулись к ее телу, Маргарет пришлось признать его дурные намерения.

Что же делать в подобных обстоятельствах? Маргарет не знала. Возможно, поможет, если сказать что-нибудь резкое? А может быть, лучше не обращать на него внимания? Но глазеть на сцену, делая вид, что нет ничего оскорбительного, когда джентльмен самым бесстыдным образом прижимает свою руку к ее руке, а сапогом задевает край ее платья, было для Маргарет невыносимо. Она нахмурилась. Селия могла подсказать ей, как справиться с Крейтоном, но, чтобы попросить совета у старшей сестры, ей пришлось бы наклониться через Крейтона и Уоллиса. Так не пойдет.

Крейтон слегка толкнул ее ногу своим коленом. Маргарет отшатнулась. Она бы так хотела в этот момент вскрикивать вместе с остальными зрителями, когда перестрелка на арене закончилась тем, что один из всадников театрально упал, запутавшись в стременах, и его поволокла за собой скачущая лошадь.

Маргарет же не могла смотреть представление. Ее нервировали прикосновения, которых она не желала. Ее рука, которой касался сюртук Крейтона, ее колено, которое она уже второй раз отдернула, казались тяжелыми и неуклюжими. Она никак не могла отодвинуться настолько, чтобы избежать соседства Соамса, разве что сесть на колени лорда Дейда. Это было ужасно.

Маргарет всегда считала, что джентльмены будут относиться к ней с тем же уважением, с которым она сама относилась к себе. И она никогда даже представить себе не могла, что кто-то попытается навязать ей свое внимание.

Нет, не совсем так. Когда-то она воображала, что лорд Дейд, или Капитан Мертвецов, как она тогда думала о нем, был человеком, способным на подобное поведение. Ирония, не так ли, что именно обаятельный мистер Соамс оказался настоящим негодяем. За последнее время Маргарет осмелилась несколько раз нарушить приличия, но она была неопытна. Она не знала, как бороться с реальной угрозой тем принципам, которые ей прививали всю жизнь. Было бы недостойно леди закричать или ударить сидящего рядом джентльмена. Как же попросить о помощи без того, чтобы не опозорить себя и окружающих?

В ложу вернулся благоухающий табаком дядя Гарольд, но она не могла обратиться к нему, так как он обязательно бы понял, что Крейтон пьян.

Дейд был готов наброситься на Крейтона сразу же, как только он вошел в ложу, чтобы узнать, какую он задумал пакость, но Крейтон был слишком пьян, чтобы что-то с ним обсуждать. Решив подождать, пока Соамс не протрезвеет, и учитывая, что самое худшее уже произошло, Ивлин Дейд отвернулся от Крейтона и стал смотреть представление. В какой-то странно отвлеченной манере перед ним проходили темные страницы его прошлого.

Он был так поглощен разворачивающейся перед его глазами драмой, что не замечал того, что происходило рядом с ним в темноте. Будучи долгое время равнодушным ко всему связанному с войной, он был удивлен — и даже напуган — тем, что эта пьеса о смерти и войне пробудила скрытую в нем боль, чего не могли сделать ни публичные казни, ни опыты в морге.

Звуки и запахи битвы окатили его с неожиданной силой. Звон шпаг, разрыв пуль, грохот орудий, едкий запах пороха словно били по его телу. Он почти скорчился от боли, глядя, как на ярко освещенной арене развеваются флаги и сверкают золотом эполеты военных. Под грохот ружейного огня всадники и лошади приняли позы убитых, что было намного страшней всего того, что он видел в Ньюгейте. Игра артистов казалась одновременно и правдоподобной, и фальшивой, и неприятно знакомой.

Так долго сохранявший хладнокровие и равнодушное спокойствие лорд Дейд обнаружил, что его глаза полны слез, горло перехватывает безмолвный крик, а в ушах стоит звон, словно для того, чтобы заглушить крики людей и цокот подков двух десятков лошадей, которые оказались на арене, представляя оглушающую ярость того дня.