Героин - [24]
Я выпускаю из себя дым и чувствую, что с моим мозгом происходит нечто интересное. Когда я пытаюсь вспомнить, что происходило раньше, то помню только, что было тепло. Только потом я припоминаю что-то большее. Прежде всего, то, что Лукаш убежал. Убежал из реабилитационного центра. Он не мог вернуться домой. Он был зеленоватый от страха, и в его внешнем виде было нечто, напоминающее несвежие овощи. Он был каким-то пыльным. И хотел, чтобы я дал ему немного. Конечно, я этого не сделал. Роберт не разрешил.
Двумя днями позже мы с Робертом смотрели телевизор. Мы должны были чем-то заниматься по вечерам, когда я был трезвым и, как говорил Роберт, выглядел как совсем другой человек. Мы увидели по телевизору Мата, и я громко заорал. Это мой дружок, он был когда-то телевизионным ведущим. Потом пошел в центр — сразу же после того, как произошли те страшные вещи. А сейчас он вернулся и в первый раз вполне открыто заговорил о своей дурной привычке.
— А у тебя нет желания опять взяться за старое? — спросила златовласая журналистка.
— Нет, — прогудел своим басом Мат. — Совершенно, Из-за этого обдолбежа я забыл о стольких вещах, которые так до хуя много давали. А сейчас они дают мне еще больше.
— А может, все-таки то было лучше? — прощебетала ведущая.
— Нет, — опять прогудел Мат. — Я понял одну простую вещь. Я не могу курить. Не существует чего-то такого, как «я курю». Потому что там, где есть «курю», «я» не существует. Курение убивает человека. То, что курит, уже не является мной.
Я посмотрел на Роберта и увидел, что он смотрит на Мата как на человека, бросившего ему вызов.
— Я знал его, — сказал я.
— Я уже никогда этого не сделаю, — успел добавить Мат, прежде чем Роберт спросил у меня его адрес и телефон.
А на следующий день произошло нечто более интересное. Я подъехал на автобусе в одно место возле самого леса, чтобы продать половинку некоему Гжешеку. Это был не слишком большой микрорайон, в который я еще никогда не заходил. Тут, на Урсинове, все микрорайоны похожи друг на друга. Большие, прямоугольные, белые или зеленые многоэтажки вырастают из густых зарослей, заботливо возделываемых жильцами первого этажа. На газонах растут уже большие деревья, но это ни в коем случае не лес.
А этот микрорайон просто стоял среди леса. Везде росли белые березы, а между ними кое-где виднелись дома. В определенный момент мимо меня прошла сорокалетняя, а может, и пятидесятилетняя женщина. На ее голове красовалась двухъярусная оранжевая завивка. Она посмотрела на меня с таким страхом, что я почувствовал себя нехорошо. Могла ли она меня знать? А может, она видела меня по телевизору? Может, мою фотографию показывали в информационных программах?
Я был в этом почти уверен, потому что сразу же после этого мимо меня прошла другая женщина. Она была одета в какое-то тряпье, скорее всего индийское платье, у нее были черные волосы и лицо, пожелтевшее от сигарет. Эта меня не боялась, но посмотрела на меня с такой ненавистью, что я уже собрался было убегать. И, наверное, сделал бы это, но вдруг произошло нечто еще более странное.
Раздался резкий юношеский крик «Марцин! Марцин!», и я аж подпрыгнул. Крик продолжался некоторое время. Из какого-то окна или балкона. Вдруг из другого дома, который находился у меня за спиной, тоже кто-то начал кричать «Марцин!». И пугало не это, а то, что у того второго, который кричал, был тот же голос, что и у первого. А потом другие, но такие же одинаковые голоса стали выкрикивать со всех сторон одно и то же имя.
Я, конечно же, не перестал бояться, но в определенный момент подумал, что большего всего должен бояться этот Марцин. И поэтому я не ушел оттуда сразу же, а даже заглянул за одну многоэтажку. Повсюду бродили маленькие, черные дворняги, которые выглядели так, словно у них один и тот же отец. Я не встретил никого, кроме парочки молчаливых, враждебно настроенных женщин. Только возле одного из парадных я обнаружил маленький микрорайоновский магазинчик. Там сидели двое коротко стриженных парней и две девушки, вроде бы вместе, но девушки разговаривали между собой о ком-то, кого они называли ебаным советником. Парни, кажется, вообще не обращали на этот разговор внимания, может быть, потому, что выгребали последние сигареты из пачки. Они посмотрели на меня, но все так же молча.
Я спросил у них, который час. Худой брюнет, в жестах и лице которого было что-то, что ассоциировалось у меня с плюшевым мишкой, ответил, что часы есть в магазине. Я зашел в магазин и купил себе одно пиво. Это мне Роберт разрешал.
Во дворе опять закричали «Марцин!», Я спросил у одного из сидящих под магазином парней, что это за Марцин и кто его зовет.
Второй парень, скорее всего, был рыжий, но определить это было трудно — настолько коротко он был выбрит. На нем были следы светлой или рыжеватой растительности и голубые глаза, немного переходящие в зелень. Он рассказал мне целую историю.
Оказалось, что Марцин задолжал много денег некоему Себастьяну. Себастьян пообещал, что убьет его, поэтому мать закрыла Марцина дома. Себастьян не мог туда добраться, потому что одиннадцатый этаж, домофон и решетка на лестничной клетке. Это его сильно достало. Он жил прямо напротив окон Марцина. Поэтому он стал звать Марцина по имени, чтобы его напугать. А в один прекрасный день он записал свои крики на кассету, засунул в магнитофон, который подключил к колонкам и включил на весь микрорайон. С тех пор ему уже не надо было надрывать себе горло. Он переписал кассету друзьям и организовал звуковую облаву. Они транслировали крики на полную мощность, из разных окон, из разных квартир, разбросанных по всему микрорайону. Поговаривали, что Марцин на своем одиннадцатом этаже понемногу ехал мозгами.
Сделав христианство государственной религией Римской империи и борясь за её чистоту, император Константин невольно встал у истоков православия.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.
Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…
«А насчет работы мне все равно. Скажут прийти – я приду. Раз говорят – значит, надо. Могу в ночную прийти, могу днем. Нас так воспитали. Партия сказала – надо, комсомол ответил – есть. А как еще? Иначе бы меня уже давно на пенсию турнули.А так им всегда кто-нибудь нужен. Кому все равно, когда приходить. Но мне, по правде, не все равно. По ночам стало тяжеловато.Просто так будет лучше…».
«Человек не должен забивать себе голову всякой ерундой. Моя жена мне это без конца повторяет. Зовут Ленка, возраст – 34, глаза карие, любит эклеры, итальянскую сборную по футболу и деньги. Ни разу мне не изменяла. Во всяком случае, не говорила об этом. Кто его знает, о чем они там молчат. Я бы ее убил сразу на месте. Но так, вообще, нормально вроде живем. Иногда прикольно даже бывает. В деньги верит, как в Бога. Не забивай, говорит, себе голову всякой ерундой. Интересно, чем ее тогда забивать?..».
«Вся водка в холодильник не поместилась. Сначала пробовал ее ставить, потом укладывал одну на одну. Бутылки лежали внутри, как прозрачные рыбы. Затаились и перестали позвякивать. Но штук десять все еще оставалось. Давно надо было сказать матери, чтобы забрала этот холодильник себе. Издевательство надо мной и над соседским мальчишкой. Каждый раз плачет за стенкой, когда этот урод ночью врубается на полную мощь. И водка моя никогда в него вся не входит. Маленький, блин…».
«Сегодня проснулся оттого, что за стеной играли на фортепиано. Там живет старушка, которая дает уроки. Играли дерьмово, но мне понравилось. Решил научиться. Завтра начну. Теннисом заниматься больше не буду…».