Герои Курской битвы - [132]

Вся группа „Юнкерсов“, точно горох, рассыпалась, в беспорядке сея бомбы, очевидно, по своим же войскам (смотреть некогда).

Одни фашистские бомбардировщики, защищаясь, создали оборонительный круг, другие, прижимаясь к земле, уходят. И только пятёрка „Юнкерсов“ летит, как на параде, прежним курсом. Они близко от Аннина. Время терять нельзя.

— Атаковать пятёрку!

— Понятно! — отвечает он.

Горит ещё один вражеский самолёт. Подбит второй. Шарахаясь, он разгоняет свой же строй. Аннин стреляет метко.

Волна фашистских бомбардировщиков разгромлена. На подходе больше нет. Задачу выполнили. Но что с нашей группой? Там, где только что вела бой пара Карнаухова, висят два парашютиста и факелом горит Як. Вокруг него вертится тройка „Мессеров“. Второго нашего истребителя не видно. Неужели сбили? Над нами высоко, еле видно, — рой самолётов. Среди них замечаю Яка. С Анниным спешим туда. Эх, больше бы высоты, мигом бы оказались на месте. Но высоты нет, ведь мы вели бой почти у самой земли. Наши Яки кажутся сейчас совсем тихоходными, хотя они и работают на пределе.

Понимая, что наша помощь дерущемуся в высоте лётчику может опоздать, кричу:

— Як! Як! Мы ниже тебя!

И в этот момент в наушниках слышу тревожный голос:

— „Мессеры“! „Мессеры“!

Взглянул на напарника. Там точно само „предательское“ солнце выпустило пару „мессеров“ и бросило на Аннина. Но Дмитрий, выходя из-под внезапной атаки, резко крутит свой самолёт. Я — за ним.

Сверху, со стороны солнца, на нас сваливается ещё пара „худых“. Дело плохо: прозевали. У противника преимущество — высота. Мы применяем испытанный оборонительный манёвр „ножницы“ и, защищая друг друга сзади, переходя из стороны в сторону, стараемся оторваться от врага.

Через минуту Аннин передаёт, что больше не может драться: ранен, ослабел, самолёт подбит… Опасаясь, что он потеряет сознание и разобьётся, приказываю:

— Домой! Не можешь — садись!

На какой-то срок мне удаётся всю четвёрку „Мессершмиттов“ отвлечь на себя. Аннин вырывается из боя и уходит, оставляя струйки серебристой пыли. Очевидно, у него пробит бензиновый бак и горючее выбрасывается наружу. Гитлеровцы, считая, что он сбит, не преследуют, а остаются со мной. Я проверяю исправность самолёта, делаю глубокий вираж, внимательно знакомлюсь с обложившими меня „худыми“. Они — этого я от них не ожидал — предоставляют мне полную возможность произвести „Разминку“. Что это значит? Я рассчитывал: четвёрка бросится на меня, спеша расправиться со мной и мешая друг другу. Тогда от неё будет легче уйти, а тут такая медлительность. Не ждёт ли меня какой-нибудь подвох?

Настороженно снова делаю полный вираж, только в другую сторону. Один „Мессер“ уходит вниз под меня, другой, с какими-то разноцветными росписями на фюзеляже и с чёрным носом, — кверху, двое остаются по сторонам.

Теперь никаких сомнений не остаётся: четвёрка опытных пиратов будет действовать согласованно и осторожно.

Для начала — ограничить врагу свободу манёвра на высоте. Следовательно, надо снизиться и „прикрыться“ землёй, она, как пехотинцу, лётчику тоже может служить укрытием. Правда, земля затруднит свободу защиты и потребует аккуратности в пилотировании. Но я один, мне легче это сделать, чем им вчетвером.

Всё это едва промелькнуло в сознании, а руки уже вели машину в глубокую спираль. Враг, делая разные вращательные комбинации, ничего не предпринимает. Он ждёт удачного момента. И как только я резко у земли выхватил самолёт из спирали, два „Мессершмитта“ с разных направлений атаковали. Двумя бросками из стороны в сторону уклоняюсь от прицельного огня. Оба немца далеко отходят, летят на параллельных курсах со мной, как бы демонстрируя подготовку к новому нападению. Странно, зачем? Третий „мессершмитт“, тоже не сумевший атаковать, на большой скорости проносится сверху и выскакивает вперёд, подставляя свой хвост, как бы говоря: „На, стреляй!“ Явная приманка, знакомая ещё по Халхин-Голу.

Понимаю, почему пара так демонстративно летит по сторонам. Она отвлекает, чтобы я не заметил, откуда готовится решительная атака. „Мессеры“ хотят со мной расправиться наверняка. Одному против четырёх „кувыркаться“ и метать Як из стороны в сторону не следует: можно неосторожным манёвром наскочить на вражеский прицел. „Только спокойно, — как бы уговариваю себя, — сейчас злость не поможет, а только вызовет спешку и суету, которые всегда мешают хорошо видеть и хорошо соображать“.

Всё внимание на четвёртого гитлеровца. Он находится сзади меня, со стороны солнца на порядочной высоте и по-прежнему выжидает. А что, если пойти на приманку и показать себя черноносому „вахлачком“, а потом развернуться перед ним и заставить его драться на вираже?

Я помчался за приманкой. Черноносый камнем свалился на меня. Я ошибся в расчёте из-за солнца, оно подвело в определении расстояния, и фашист, идущий на большой скорости, оказался так близко, что задуманный мной манёвр сразу стал явно непригодным для решительного нападения. Но им можно воспользоваться для выхода из-под удара.

Вижу, как атакующий начинает поворачиваться, чтобы прицелиться. Я чувствую, что ему сейчас мешает взять меня на мушку его же собственная чрезмерно большая скорость, которую он развил за счёт пикирования. Осеняет мысль: „Пускай ещё сближается, только не дать прицелиться!“