Германия на заре фашизма - [158]

За дело взялся Вильгельм Кепплер, один из советников фюрера по вопросам промышленности. С помощью доктора Шлахта, бывшего президента Рейхсбанка, и видного банкира барона фон Шредера он инициировал совместную атаку, имеющую целью убедить Гинденбурга отказаться от своих возражений. Было составлено письмо, которое предложили подписать пятидесяти самым известным промышленникам, судовладельцам, банкирам и аграриям для представления президенту. Назначение Гитлера канцлером, указывалось в письме, поможет стабилизировать обстановку, потому что мы видим «в движении национал-социализма начало новой эры. Покончив с классовой борьбой, оно создаст нерушимую основу для нового подъёма немецкой экономики». В заключительной части письма было сказано, что назначение Гитлера также устранит «ошибки и недостатки, которые неизбежно приписываются любому массовому движению» и вдохновит миллионы людей, которые до сих пор стоят в стороне. И хотя ряд деятелей, которым предложили подписать письмо, ответили решительным отказом, список всё равно оказался впечатляющим, поскольку включал самых видных представителей немецкой промышленности и сельского хозяйства. Отдельные промышленники, хотя и не поставили свои подписи, тем не менее заявили, что одобряют петицию. Письмо было передано Мейснеру в тот самый день, когда Гинденбург должен был встретиться с Гитлером[53].

Встреча маршала и фюрера состоялась утром 19 ноября. Прибытие Гитлера было обставлено с большой помпой. Тысячи нацистов, созванных по этому случаю Геббельсом, приветствовали фюрера восторженными криками, пока он ехал от отеля «Кайзерхоф» до офиса президента. Но даже если Гинденбург и слышал рёв толпы, он был не слишком впечатлён этим. Старый маршал принял решение и несмотря на советы многих, не собирался назначать Гитлера главой президентского кабинета. На этом месте мог быть только человек, пользующийся его особым доверием.

По просьбе Гитлера Гинденбург сначала принял его лично. Отказ от успокаивающего присутствия Мейснера, очевидно, заставил маршала испытывать дополнительное напряжение, но он старался проявить максимум несговорчивости. Гитлер, надеявшийся в отсутствие Мейснера выглядеть более убедительным, был разочарован. В полном соответствии с подготовленным заранее текстом Гинденбург воздал хвалу национальной гордости и идеализму, которые пробуждает Гитлер, но потом, как позже вспоминал фюрер, отошёл от написанной речи. Пожаловавшись на агрессивное поведение нацистской молодёжи, он припомнил инцидент в Танненберге, когда толпа начала скандировать ему: «Проснись! Проснись!» «Я же не сплю!» – обиженно проворчал он. Гитлер заверил старого маршала, что он неправильно понял или не расслышал крики толпы. Он наверняка слышал известный боевой клич нацистов «Германия, проснись!», а лично маршала никто обидеть не хотел. Беседа завершилась без принятия какого-либо решения. Как отмечено в протоколе, собеседники, по сути, снова лишь определили свои позиции.

Когда к ним присоединился Мейснер, всё повторилось. Гинденбург требовал, чтобы Гитлер вошёл в непартийный кабинет, в котором ему будет выделено несколько портфелей, а Гитлер говорил, что может войти в кабинет только в качестве его главы. «Я вовсе не собираюсь ставить на все министерские посты национал-социалистов, – заверял он президента, – но политическое лидерство должно быть сосредоточено в одних руках, поскольку я рискую не только своим именем, но и движением». Сыграв на широко распространённой боязни коммунистической угрозы, он хмуро изрёк: «Если это движение погибнет, Германия окажется в величайшей опасности из-за восемнадцати миллионов марксистов, среди которых четырнадцать или даже пятнадцать миллионов коммунистов. В интересах отчизны моё движение должно сохраниться, а это значит, что я должен стать лидером». Непартийное правительство, поддерживаемое президентом, может управлять страной ещё некоторое время, «но долго это не продлится. Не позднее февраля начнётся новая революция, и Германия перестанет быть мощным фактором мировой политики».

Если нацисты являются непримиримыми врагами коммунистов, тогда почему, пожелал узнать Гинденбург, они участвовали в забастовке берлинских транспортников? «Люди настроены очень решительно, – объяснил Гитлер, воспользовавшись этой возможностью, чтобы добиться желаемого. – Даже если бы я попытался сдержать моих людей, забастовка всё равно произошла бы, но я бы лишился своих сторонников среди рабочих, а это противоречит интересам Германии». И он снова принялся убеждать президента, что только его назначение канцлером может спасти страну от большевизации.

На бизнесменов и промышленников таким образом можно было воздействовать – но только не на Гинденбурга. Его недоверие к Гитлеру нисколько не уменьшилось. Но если уж национал-социализм стал национальным движением, его следовало контролировать. И Гинденбург попытался применить личный подход, который так часто выручал его раньше. «Я могу только повторить свою просьбу: помогите мне. Я высоко ценю вдохновляющую вас и ваше движение великую идею и хотел бы видеть вас в правительстве. Я не сомневаюсь в искренности ваших намерений, но не могу согласиться на партийное правительство».