Герцогиня - [24]

И я начал думать. Сходил в церковку нашу, перед "Исполнением желаний" на пятках ночь просидел. В одних подштанниках. Почему? — Меня, когда сильно думаю, посторонние ощущения раздражают. И прикосновение одежды — тоже. А так уставился на юную улыбающуюся Марию Иоакимовну с младенцем, зрачки расфокусировал, взгляд в себя. И давай перебирать пальцами души, помахивая там же бритвой Оккама, свои планы и возможности, желания и вариации.

* * *

Интересный процесс. Вот проблема. И ты вокруг неё… как мужик с дрыном вокруг танка. Стук-грюк. Бестолку. Отойди, подумай. Чем она тебе жить мешает? Что у неё внутри? Как она устроена? Почему она такая… противная? Бить не надо. Надо понять. Себя. Что мне (мне!) в этой хрени не по нраву? Креста на ней нет? — Нарисуем! Убегает? — Камней в катки набьём. Пахнет плохо? — Пописаем на неё дружно, будет как угол родной избы.

Так, изучая внешние проявления свойств "проблемы", приходишь к вариантам её решения.

Иногда — просто обхода. "Обнови версию и будет работать". "Холодный перезапуск и всё путём".

Иногда — сущности. "В танке — экипаж, горючка, боеприпасы. Когда все три кончатся — станет просто грудой железа".

Рассматриваешь проблему с разных сторон, крутишь её в мозгу. Посматриваешь. Как она себя в реале проявляет. Набираешь материал. Потом — скачок. Идея. Гипотеза. Озарение. Вон те бочки на корме — с горючкой. Сделать дырку, кинуть факел, выгорит до пепелища.

Проверили? — Не работает. Ищем новое озарение.

* * *

Перед иконой, меня и озарило.

Очень приятное чувство. Когда до чего-то додумался.

Потом начал плеваться.

— Да ну… чистый бред… ничего не выйдет… сдуревши-свихнувши…

Радость открытия сменяется грустью. От осознания его ложности, сомнительности, недостоверности… Но выход — замаячил. И по кругу: что я хочу, что я могу, что я, исходя из второго, должен сделать для достижения первого.

I want, I can, I must…

Авантюра. Многошаговая. Облом возможен на каждом.

Перед заутреней пришли служки — пришлось к себе перебраться. Спать не могу — начал записывать. Как Маяковский. Он как-то во сне придумал сравнение:

"Как солдат,

Обрубленный войною,

Ненужный,

Ничей,

Бережет свою единственную ногу".

Владимир Владимирович записал ключевое слово "ногу" обгорелой спичкой на пачке папирос. И снова заснул. А утром долго ломал голову: и что ж это такое я имел ввиду?

Чувство мучительного вспоминания "это я про что?" мне знакомо — пытаюсь расписать связно. Детализация, аргументация, вариации… "аппетит приходит во время еды", а мысли — во время работы… А там уже утро, уже народ с делами ломится, печку известеобжигательную запускать надо, ткачей разводить: одни новый станок придумали, другие возражают…

Среди обычной суеты вдруг понял: я решение уже принял. Детали-деталюшки… будут додумываться, меняться. Но идея… вырисовывается. С этим можно иди к Боголюбскому.

Страшно. А вдруг я чего-то не учёл? Не додумал? Не знаю? — Факеншит! Я точно кучи вещей не знаю! И не узнаю. Если не попробую. Или — потому что не доживу.

Неудача — смерть. Моя. А оно мне надо?

Если так ставить вопрос — в бункер. И носа не высовывать. Во избежание всевозможных опасностей. И всё равно: "Жизнь — болезнь со 100 % летальным исходом".

Вы собираетесь жить вечно? — Я — нет. Гос-споди! Избавь меня от такого несчастия! Я ж неверующий!

Дело даже не в том, что вероятный конфликт с Боголюбским требует разрешения, иначе будут сложности во множестве. Дело во мне. "Правильно" — у меня внутри. Вот такое. Моё. Сиюминутное. Потом, может быть, будет другое. И буду я казнить себя. Всеми казнями египетскими. Потом.

"Остроумие на лестнице".

Ну и плевать. На сложности с неопределённостями. Делаем "правильно".

…

День катился в обычной суете дел. Перешёл в такую же ночь. Наконец, ещё до света, впрыгнул в свою "Ласточку", уже с пирса прокричал Николаю, чтобы он с Новгородом нынче ни-ни — не торговал, завернулся в плащ и завалился спать под кормовую надстройку.

Сутки проспал как убитый. Ребятам я доверяю, а сил у меня…

Чем дольше я обдумывал свою идею, тем более она выглядела именно тем, чем и являлась: глупой рискованной авантюрой. Каждый шаг, каждый этап её развития содержал массу неопределённостей, рисков, очевидных и непреодолимых препятствий. Помимо неочевидных и непредсказуемых.

Очень захотелось всё это бросить, не брать в голову, забыть. Но — цугцванг. Той милой парилочкой с дочкой, Софья поставила меня в безвыходное положение. Убить — нельзя, изгнать — нельзя, оставить — нельзя.

А что можно? — Можно дать "морковку". Повесить "морковку" перед носом и вывести туда, где будет интересное, для этой особы… "пастбище". Или про морковку правильнее "грядка"?

Одна из проблем — дуэтность. Их — две. Их невозможно разделить. Они обе — вот же змея! — теперь носительницы "страшной тайны", незаконнорожденности сыновей Боголюбского. Причём их отношение к "тайне" разное.

Ростислава, даже под пытками, не скажет. Из уважения к отцу, любви к матери и нежелания портить жизнь своим сводным братьям. Пройдя сама через осознание своей ублюдочности, изначальной порочности, "братцам родненьким" такой муки не желает.

Софья же готова и без пыток выдать инфу в окружающий мир. Даже без материальной прибыли. Для неё главная прибыль — душевная, уесть "бывшего", Андрея. Она его и боится до смерти, и ищет как бы уколоть побольнее. Восторжествовать. Понимая собственную вину в том несчастии, которое она ему причинила.