Герберт Уэллс - [210]

Вернувшись из Америки, Эйч Джи пригласил на ужин Джорджа Оруэлла — ранее они не встречались. Оруэлл пришел с женой, за хозяйку была Мария Игнатьевна. О чем разговаривали утопист с антиутопистом — неизвестно, можно только предполагать: о социализме, о будущем, об Испании, где Оруэлл воевал на стороне республиканцев (и остался о них не слишком хорошего мнения), о Черчилле, к которому оба после 1940 года переменили отношение в лучшую сторону (Уэллс — ненадолго). Поскольку ответное приглашение последовало лишь через несколько месяцев, можно предположить, что два писателя не особенно понравились друг другу. Но конфликта не было.

Летом, когда Уэллс уже был приглашен к Оруэллам, в журнале «Хоризон» появилась статья Оруэлла «Уэллс, Гитлер и Мировое Государство». Автор цитировал и высмеивал высказывания Уэллса о слабости Гитлера. «А что может Уэллс противопоставить „крикливому берлинскому пигмею“? Лишь обычное пустословие насчет Всемирного государства да еще декларацию Сэнки, которая представляет собой попытку определить основные права человека, сопровождаясь антивоенными высказываниями. За вычетом того, что Уэллса ныне особенно заботит, чтобы мир договорился о контроле над военными операциями в воздухе, это все те же самые мысли, которые он вот уже лет сорок непрерывно преподносит с видом проповедника, возмущенного глупостью слушателей, — подумать только, они неспособны усвоить столь очевидные истины! <…> Какой смысл разъяснять, до чего желательно было бы Всемирное Государство? Главное, что ни одна из пяти крупнейших военных держав не допускает и мысли о подобном единении».

По Оруэллу, Уэллс не понял ни большевиков, ни нацистов: в первых он видел рационалистов-утопистов, во вторых — иррационалистов-сумасшедших, тогда как те и другие использовали одинаковые эмоции для управления толпами. Людьми движут не доводы рассудка, их энергия направляется чувствами: «…национальной гордостью, преклонением перед вождем, религиозной верой, воинственным пылом, словом, эмоциями, от которых либерально настроенные интеллигенты отмахиваются бездумно, как от пережитка, искоренив этот пережиток в самих себе настолько, что ими утрачена всякая способность к действию». Гитлер использовал патриотические эмоции — их же придется использовать и против Гитлера. Уэллс этого понимать не желает. «Его оставляют абсолютно бесстрастным гром пушек, звяканье шпор и проносимое по улицам боевое знамя, при виде которого у других перехватывает дыхание. <…> Полистайте любую книгу Уэллса из написанных за последние сорок лет, и вы в ней обнаружите одну и ту же, бесконечно повторяющуюся мысль: человек науки, который, как предполагается, творит во имя разумного Всемирного Государства, и реакционер, стремящийся реставрировать прошлое во всем его хаосе, — антиподы. Это противопоставление — постоянная линия в его романах, утопиях, эссе, сценариях, памфлетах. С одной стороны — наука, порядок, прогресс, интернационализм, аэропланы, сталь, бетон, гигиена; с другой — война, националистические страсти, религия, монархия, крестьяне, профессора древнегреческого, поэты, лошади». Уэллс видит в науке панацею, а получилось, что «наука сражается на стороне предрассудка».

Статья Оруэлла, если приглядеться, не такая уж враждебная. Он пишет: 1) «всякий разумный человек и прежде в основном соглашался с идеями Уэллса»; 2) «Уэллс, вероятно, прав, полагая, что „разумное“, плановое общество, где у руля будут ученые, а не шарлатаны, рано или поздно станет реальностью»; 3) «из писавших, во всяком случае по-английски, между 1900 и 1920 годами никто не повлиял на молодежь так сильно, как Уэллс». Правда, каждое утверждение завершается антитезой: 1) «но, на беду, власть не принадлежит разумным людям»; 2) «но допускать это как перспективу вовсе не то же самое, что думать, будто такое общество возникнет со дня на день»; 3) «но целенаправленная сосредоточенность и одностороннее воображение, которые придавали ему вид вдохновенного пророка в эдвардианский век, превращают его теперь в мелкого мыслителя, отставшего от времени».

Уэллс статью прочел, от приглашения в гости не отказался. Встретились в конце августа, Уэллс пытался объяснить Оруэллу, что не считает науку панацеей — просто ее должны использовать умные, а не дураки. Ссоры опять не было, но в марте 1942-го Оруэлл принимал участие в программе Би-би-си и повторил, что Уэллс видит в науке панацею. Тогда Уэллс пришел в бешенство и написал Оруэллу грубое письмо: «Я ничего подобного никогда не говорил. Почитайте мои ранние работы, дерьмо вы этакое!»

В тот год, когда спорили Оруэлл с Уэллсом, американский социолог Бернхэм опубликовал книгу «Революция менеджеров»[117], изложив следующую теорию: по мере усложнения производства контроль над ним постепенно переходит от капиталистов к специалистам-менеджерам, которые впоследствии могут взять и политическую власть в обществе; далее всех стран по этому пути продвинулись Россия и Германия. Оруэлл, опубликовавший разбор этой книги, полагал, что «менеджерианство» и тоталитаризм идут рука об руку. Он был убежден, что «менеджеры» (к которым он почему-то относил также ученых, писателей и вообще образованных людей) обожают силу и диктаторов. Этот вывод он распространял и на утопии Уэллса, который не раз говорил, что «новым» людям придется силой бороться со «старыми», а в «Мире Уильяма Клиссольда» писал, что эти «новые» должны прийти именно из менеджеров-бизнесменов. К сожалению, нет данных о том, как Уэллс отнесся к книге Бернхэма. От идеи, высказанной в «Клиссольде», он давно отказался и на место «менеджеров» поставил интеллигенцию, а это, вопреки мнению Оруэлла, не одно и то же. Наверное, он согласился бы с Бернхэмом в том, что Ленин пытался осуществить «революцию менеджеров». Но он никогда бы не согласился с тем, что апофеозом такой «революции» следует считать Германию при Гитлере и Россию при Сталине — это было, по его мнению, уничтожение «властью тьмы» всего мыслящего.