Геологи идут на Север - [5]

Сообща находим выход из положения.

Устраиваем несколько субботников, и вскоре около зимовья вырастает новый, высокий, с ошкуренными стенами барак. К ноябрьским праздникам справляем новоселье. Теперь эвены еще чаще приезжают к нам в гости. Мы пользуемся у них большим авторитетом.

Вспоминается такой случай. Как-то вечером привезли на оленях двух раненых охотников — отца и сына. Они неосторожно чистили оружие, и случайный выстрел из двустволки раздробил обоим руки и ноги. Особенно сильно пострадал старик.

Раны гноились. Первая помощь, которую оказали охотникам, состояла в том, что к ранам приложили шкуру специально убитого оленя, сверху перевязали грязными тряпками.

Уже пятый день несчастных лечил шаман — грязный, лохматый эвен, который, чтобы поддержать свой престиж, все время совался с помощью к нашему фельдшеру.

— Да не разводи ты мне тут заразу! Ишь до чего довел больных своим лечением, еще сутки — и началась бы гангрена, — возмутился тот.

Мы честью попросили шамана не мешать, и он, обиженный, уехал. После перевязки раненые впервые за пять суток уснули. На следующий день их увезли в Нагаево.

Эвены пришли нас благодарить. Мы пробовали воспользоваться благоприятным моментом, уговорить эвенов собрать олений транспорт и двинуться в тайгу.

— Голодают крепко на приисках. Продукты были на исходе, когда я уезжал, — сокрушался Петр.

Но наши гости заявили, что они не собрали еще оленей. Никому не хотелось ехать первым и проторять дорогу. Петр, махнув рукой, решил действовать сам. Через несколько дней ему вместе с двумя каюрами удалось организовать первый транспорт из оленей Союззолота, пасшихся около зимовья, и 20 ноября он уехал с продуктами на прииски. Мы проводили его с завистью. Всем нам надоело ждать, хотелось скорее взяться за дело.

Спустя день, вечером, к нашей базе лихо подкатили три нарты. В упряжке — белые ездовые олени. На них — богатая сбруя с бубенцами. С нарт слезли два эвена в пыжиковых кухлянках. Один из них, коренастый, широколицый, важно вошел в барак и поздоровался с каждым за руку:

— Мин[1] князь Иван Громов.

Я с удивлением смотрю на «князя». Леонид шепнул мне:

— У этого нераскулаченного «князя» в тайге больше десяти тысяч собственных оленей. Всех бедных эвенов он держит в руках. И знаешь, что им толкует? «Русские придут, тайгу сожгут, оленей отберут…» Вот где, пожалуй, истинная причина, что мы сидим с тобой здесь без оленей.

— Еду договор с Союззолотом заключать! Много товару, спирту надо получить. Груз надо возить, пастухов кормить, — сообщил, отдуваясь, Громов. Его широкое лоснящееся лицо покраснело от выпитого спирта. Маленькие, заплывшие жиром глазки недоверчиво смотрели на нас.

Я глядел на этот живой анахронизм и думал: «Недолго, совсем недолго осталось тебе княжить в тайге!»

Утром Громов уезжал в Нагаево. Мы с Леонидом смотрели вслед упряжке. «Конфисковать бы ее у этого кулака», — мелькнула озорная мысль.

…Снова ожидание. А на приисках положение все хуже. Оттуда приехал уполномоченный управляющего колымскими приисками доктор Савенко.

— Везу корреспонденцию и буду наводить порядок в делах снабжения, — сообщает он. — Горняки голодают, осталась одна фасоль да заплесневелая мука. Насчет вас, — обращается он ко мне, — есть указание направить первым транспортом на прииски, а Коффа командировать в экспедицию Цареградского, куда он просился.

Леонид расплывается в улыбке: экспедиция — его давнишняя мечта.

Вместе с Савенко на двух нартах приехал плотный, подвижный, средних лет человек.

— Александр Швецов, — отрекомендовался он и тут же насмешливо спросил: — Сидите и олешек ждете?

Не получив ответа, он приступает к чаепитию. Чувствуется, что это человек бывалый. Взглянув еще раз на наши лица, он что-то быстро говорит на якутском языке приехавшему с ним каюру. И долго, обстоятельно что-то объясняет сидящим на корточках нашим постоянным гостям — местным эвенам. Говорит на их родном языке. Те постепенно начинают горячиться, стараясь что-то доказать.

— Вот пытаюсь завербовать для вас оленей у местных жителей, — сообщает он, наливая себе вторую кружку чая. — Это занятие стало для меня чем-то вроде специальности. Все лето и осень подыскивал лошадей и оленей для экспедиции Цареградского. Туго ему сейчас приходится на приисках. Надо срочно организовать обоз, завтра поеду по стойбищам. Братьев Крохалевых во что бы то ни стало расшевелю. — И он начинает перечислять нам фамилии якутов и эвенов, селения, где он арендовал оленьи нарты. Мы с надеждой смотрим на Швецова. Нам все больше и больше нравится этот энергичный, напористый человек.

Я спрашиваю его, откуда он так хорошо знает оба местных языка.

— Как же не знать, я еще в одиннадцатом году вместе с отцом в эти края приехал. Мальчишкой совсем был тогда. Сначала телеграфистом работал в Охотске, затем на Яне факторией заведовал. В 1926 году приехал на Олу. И вот тогда, паря, произошло в моей жизни событие — решил золотопромышленником стать, — смеется Швецов. — Началось все со встречи с одним из моих знакомых по Охотску — Филиппом Романовичем Поликарповым. Вот он мне и рассказал, что есть на Колыме верное золото. Связана эта история с именем Бориски Сайфулина…