Генрих V - [68]

Шрифт
Интервал

. Это было ясно сказано Генрихом бургундским посланникам, которые прибыли к нему в Мант в октябре 1419 года. То, что Генрих был готов пойти на эти уступки, не удивило бы никого, кто знал бы, что он уже сделал в Нормандии, где возрождение местных обычаев и административной практики было важным аспектом его правления[470].

Те, или некоторые из тех, кто был категорически против условий договора в Труа и всего того, за что он выступал, использовали трактаты и проповеди для пропаганды своих взглядов[471]. Одним из таких был Жерар де Монтегю, епископ Парижа, который поставил свой народ перед суровым выбором: они могли либо встать на сторону своего короля, единственным наследником которого был дофин, либо отдать себя в руки англичан, старых врагов королевства, которые постоянно пытались соблазнить жителей Парижа. Ни язык, ни аргументы, использованные Монтегю для предотвращения принятия договора, не страдали излишней изощренностью. Это был прямой призыв, отражающий уже упомянутую поляризацию общества, к тому, что он считал необходимостью: что общественному благу лучше всего послужит возвращение к признанию Карла VI несомненным королем Франции. Если люди хотят увидеть, какова жизнь при англичанах, пусть обратятся в Руан или другие места, которые подчинились их власти. Он был готов выступать против этих предложений, и он надеялся, что другие присоединятся к нему в противодействии им[472].

Более интересными были речи, произнесенные французом, аббатом Бобек, и ответ, сделанный неизвестным англичанином, перед Папой Мартином V при папском дворе. Аббат утверждал, что дофин был истинным наследником своего отца, и что только сила лишила его этого права. По этой причине мир, заключенный таким образом, был ложным, недействительным, поскольку использование печатей контролировалось герцогом Бургундским, врагом дофина. Мир не мог быть заключен с англичанами, поскольку их король претендовал на трон через Изабеллу, сестру последних капетингских королей Франции и жену Эдуарда II. Женщины, напомнил он своим слушателям, были исключены из престолонаследия, но сын никогда не мог быть таковым.

В ответ англичанин использовал другой подход. Французы, сказал он, утверждали, что договор недействителен, поскольку король не был в здравом уме, и не была использована надлежащая печать Франции. Это, конечно, неправда, поскольку король прекрасно знал, что делает, королевский совет согласился, и была использована надлежащая печать, хранящаяся у герцога Бургундского. Действительность договора, напомнил оратор своим слушателям, проистекает из согласия, которое дали ему жители Парижа (в городе которого хранилась печать) и жители Бургундии, Нормандии, Пикардии, Артуа, Шампани и других частей Франции. Опустив то, что эти территории (все на севере и северо-востоке страны) едва ли дают убедительную географическую основу для его мнения, он вкратце вернулся к аргументам своего оппонента, подчеркнув, что поскольку у мужчин Капетингов не было наследников, наследство перешло к Изабелле и ее наследникам. Поэтому английские претензии были обоснованными. В завершение он подчеркнул, что дофин виновен в lese-majeste, или государственной измене, за помощь в убийстве герцога Бургундского, и тем самым заслужил лишение престола[473].

Другой автор счел необходимым предложить то, что он назвал "наблюдениями" по поводу предательства французской королевской династии[474]. Это было сделано под прикрытием мира и брака со смертельными врагами Франции, которые использовали латынь в качестве уловки, поскольку король, королева, Екатерина и многие дворяне, среди прочих, не понимали ее; возможно, это намек на английское требование использовать латынь в дипломатических документах и процедурах, чтобы избежать недоразумений. Автор утверждал, что свободный король не стал бы заключать этот "противоестественный договор", который отдал юную и невинную Екатерину во власть врага и отдалил ее от короны Франции. Никто, а тем более король и королева в плену, не имел права изменять естественный порядок престолонаследия. Поскольку дофин уже выполнял функции регента при короле, который был "неспособен действовать" (ссылка, несомненно, на дофина Карла, принявшего этот титул в конце 1418 года), как можно было лишить его наследства?

Переходя к опасениям, что корона может перейти из рук французов, автор утверждал, что поскольку младший из братьев Екатерины (дофин Карл) и две ее старшие сестры все еще живы, как можно утверждать, что право наследования французской короны может быть передано через нее? И, о ужас, что произойдет, если Екатерина умрет, не имея детей? Все наследники английского короля, упомянутые в договоре, имели бы право на корону Франции. Мир в Труа игнорировал тех, кого он больше всего касался, — народ Франции, и должен был привести к еще большему расколу, чем уже существовал. Он даже не привел к хорошему управлению: посмотрите, как англичане управляли в Нормандии, и как их король-отец поступил с Ричардом II и его супругой, дочерью короля Франции (и, он мог бы добавить, ее сестрой Екатерины). Что это был за мир, который призывал к нелояльности, силе, насилию и предательству?


Рекомендуем почитать
Иван Ильин. Монархия и будущее России

Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.


Равнина в Огне

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Граф Савва Владиславич-Рагузинский

Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)


Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг.

Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.


Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.