Генрих IV. Людовик XIII и Ришелье - [3]

— И тем не менее мне следует поверить, — промолвил Ла Гошери, — ведь налицо история.

— Какая история?

— История коннетабля де Бурбона.

И он прочел ему историю коннетабля де Бурбона.

— О! — воскликнул мальчик, который слушал это чте­ние краснея, бледнея, вставая, расхаживая быстрым шагом и даже плача. — О, я никогда не думал, что Бур­бон способен на подобную трусость, и я отказываюсь считать его своим родственником!

И тотчас же, взяв перо и чернила, он бросился вычер­кивать коннетабля де Бурбона из родословного древа своей семьи.

— Что ж! — произнес Ла Гошери. — Теперь в вашем семейном древе появился пробел. Кого же вы поставите на освободившееся место?

Мальчик задумался на несколько мгновений, а затем сказал:

— О, я прекрасно знаю, кого туда поставить!

И вместо слов «коннетабль де Бурбон» он написал: «рыцарь Баярд».

Наставник захлопал в ладоши, и начиная с этого вре­мени коннетабль де Бурбон оказался вычеркнут из родо­словного древа тем, кому предстояло быть Генрихом IV.

В двенадцать лет мальчик был помещен в школу офи­цера по имени де Ла Кост, которому было поручено обу­чить нескольких дворян солдатскому ремеслу. Это ремесло, при всей его суровости, нравилось Генриху зна­чительно больше того дела, каким он занимался с Ла Гошери. Носить латы, упражняться с мушкетом, плавать, фехтовать — все это для беарнского крестьянина, кото­рый, еще будучи совсем ребенком, с босыми ногами и непокрытой головой носился по скалам, было куда при­влекательнее, чем изучать Вергилия, переводить Горация, постигать алгебру и заниматься математикой.

По прошествии года, проведенного юным принцем среди молодых людей, которых называли волонте­ра м и, де Ла Кост решил, что его новый ученик добился чрезвычайно больших успехов, и назначил его своим помощником.

Как раз в это самое время турки попытались захватить Мальту, и Франция послала корабли в помощь рыцарям. Генрих, которому не было тогда и четырнадцати лет, изъ­явил желание принять участие в этой экспедиции, но его кузен, король Карл IX, ответил на эту просьбу решитель­ным отказом.

Тем временем Ла Гошери, наставник молодого чело­века, скончался.

Жанна д'Альбре, усмотрев в этой кончине предлог забрать своего сына домой, явилась к французскому королевскому двору за ним лично. Это вызвало борьбу с королем и Екатериной Медичи, которые, помня о про­рочестве астролога, предсказавшего, что династия Валуа угаснет из-за отсутствия наследников мужского пола и французский престол унаследует один из Бурбонов, не хотели терять из виду будущего короля Наварры. Однако в конце концов мать одержала верх, и Жанна д'Альбре обрела радость привезти своего сына в Беарн.

Возвращение юного принца в его королевство стало настоящим праздником. К нему прибывали депутации из всех краев, его приветствовали на всех наречиях и под­носили ему всякого рода подарки. В числе этих депута­ций, произносивших приветствия и подносивших ему подарки, он принял посольство обитавших в окрестно­стях Коараза крестьян, которые послали ему сыры. Тот, кто должен был произнести поздравительную речь, имел несчастье взглянуть на принца, перед тем как начать свое приветствие, и, не найдя сказать ему ничего другого, произнес:

— О, красивый парень! И до чего же он подрос! Нет, но каков приятель!.. И как подумаешь, что ведь это бла­годаря нашим сырам он стал таким рослым и краси­вым!..

Тем временем не замедлила разразиться война между католиками и гугенотами, поводом к которой стали казнь советника Анна Дюбура и побоище в Васси. Молодой принц получил в этой войне боевое крещение, находясь под началом принца де Конде; однако рассказывать об этом не входит в нашу задачу, это дело историков.

Упомянем лишь одно обстоятельство: наш юный ко­роль Наварры, который, стоило ему распалиться, сра­жался превосходно, от природы не был храбр; когда он слышал крик «Враг наступает!», внутри него, в области кишок, происходило сильное волнение, с которым он не всегда мог совладать.

В стычке при Ла-Рош-л'Абейле, одной из первых, в которых ему довелось участвовать, он, ощущая, что, несмотря на его твердую решимость вести себя храбро, тело его дрожит с головы до ног, хотя бой происходил довольно далеко от него, воскликнул:

— Ах так, жалкая плоть, ты дрожишь? Что ж, кля­нусь святым чревом, я заставлю дрожать тебя в настоящем деле!

И, не обращая внимания на мушкетную стрельбу, он бросился сквозь нее в настолько опасное место боя, что два его друга, Сегюр и Ла Рошфуко, не понимая, зачем он хочет туда попасть, сочли его сошедшим с ума и с риском для собственной жизни устремились туда сами.

Колиньи отыскал Генриха Беарнского в Ла-Рошели. Великий политик, честнейший человек и высоконрав­ственный протестант, он устремил свой ясный и глубо­кий взгляд на мигающие и растерянные глаза молодого беарнца и, когда настал день битвы при Монконтуре, запретил ему сражаться в ней. Несомненно, опасаясь потерпеть в ней неудачу, Колиньи хотел оставить юного принца незапятнанным этим поражением. Побежденная без Генриха Беарнского, протестантская партия воспря­нула бы при первом же успехе, которого добился бы этот горный князек.