Генокод для барона - [3]

3. БАРОН

И вот прогремел год одна тысяча девятьсот семнадцатый. Революция. Одна, потом другая. Долгожданная, сладкая свобода. Никита рос в приюте, не зная ничего ни о своих родителях, ни о том, что он потомственный дворянин. Правда, знание это ему вряд-ли тогда бы чем-то помогло. Скорее помешало бы. Имение было конфисковано, в бывшем родительском доме на верхнем этаже заседали колхозники, а в холле устраивали танцы и крестьянские пьянки.

Забегая вперед, скажем, что здания подобной архитектуры плохо переносят революции и другие подобные социальные катаклизмы. Через пять лет подобной эксплуатации оно пришло в совершенейший упадок, и было приспооблено под склад. Ему еще очень повезло, что оно не сгорело и не было разрушено за две мировых и одну гражданскую войны. Так оно и простояло семдесят пять лет почти без ремонта, и лишь в тысяча деявятьсот девяносто втором году, да и то по счастливой случайности только, было куплено очень богатым человеком, отремонтировано, отделано и стало еще красивее, чем сто лет назад.

Никите было в тысяча девятьсот семнадцатом одиннадцать лет. Он полной грудью вдыхал воздух революции, быстро взрослел. В четырнадцать он уже был совершенно взрослым человеком. Политики он не касался. Никита, не чувствующий симпатий ни к кому из новых русских движений, решил строить свою жизнь по своему. Красных он ненавидел и считал их мужичьем. Вероятно, дворянские гены играли свою роль. Белым тоже не сочувствовал, предвидя их скорую кончину. Никита любил деньги, а так как самой прочной валютой тогда были золото и драгоценности, ему пришлось стать грабителем. Правда, первого человека убил он ранее, еще в двенадцать, защищаясь. Убил легко, лишь чуть полоснув тем самым невзрачным кинжалом. Вторая была девушка. Это было уже в четырнадцать. Пьяный, он затащил ее в кусты, с намерением посмотреть, что же у нее под юбкой. Но она вдруг стала кусаться, и подбираться к глазам. Рука с кинжалом сработала машинально девушка даже не пикнула. Никита выбрался из кустов, озадаченный и немного запачканный кровью, так и оставшийся девствеником. Огляделся - никого. И пошел в кабак выпить для успокоения водки.

С тех пор у него все пошло на лад. Он убил многих на своем пути. Сначала орудовал кинжалом, потом купил наган. Но кинжал все равно всегда носил при себе. Примерно к тому времени отностится и событие смены им фамилии. Еще в приюте кое-кто дразнил его бараном, но жестоко поплатился за это. Давали знать дворянские гены. Больше его не дразнили. Потом, в шайке, где Никита был самым младшим по возрасту, но по положению вторым, у них однажды не выгорело дело. И главарь тоже в сердцах назвал его бараном. Пришлось его убить, хотя человек он был неплохой по мнению Никиты. Но называть его бараном не имел права никто. Главарь упал в московскую канаву с тоненькой кровоточащей ранкой в животе в двадцать три тринадцать, а умер лишь в пять пятьдесят шесь, за полчаса до того, как был обнаружен сердобольной старушкой, спешащей на рынок. После этого Никита решил, что замена одной буквы в фамилии гораздо гуманнее, чем орудовать кривым острым ножом, меньше хлопот да и звучит благозвучнее. Так Баранов стал Бароновым, совместив при этом приятное с полезным.

Его прозвали Бароном. Наступила новая экономическая политика. НЭП. Барон, естественно, разбогател, и в двадцать пятом женился на барышне дворянского происхождения. Она была его первой женщиной, если не считать ту, что машинально зарезал он в кустах. И, как оказалось, последней. Она вышла за него из-за денег, так как не мыслила себе иной брак с простолюдином. Она не знала, да и Барон тоже, что род его был гораздо более знатен некогда, чем род его жены.

Но семья недолго оставалась полной. Через год после свадьбы с Бароном случилась неприятность: его застрелили конкуренты. Весь капитал достался жене. Сын его рос как сыр в масле, в смысле благосостояния. Он так никогда и не увидел отца, даже на фото - Барон принципиально не фотографировался. Мать сына за что-то невзлюбила. Может за то, что был он как две капли воды похож на отца своего и внешне, и внутренне, с его грубостью, матершиной и крутым нравом. Может за уродливость ( а Барон был не из красавцев ), может еще из-за чего. Но воспитание и образование она ему дала. В общем жили они более менее нормально, друг другу стараясь не мешать. До тридцать седьмого, когда мать его пошла в расход как враг народа. Он, таким образом, остался круглым сиротой.

Родственники от него все дружно отказались. В двенадцать лет человека еще можно перековать, не убивая, и Михаила, так звали сына Барона, отправили в сталинский исправительный интернат. Из вещей он взял лишь сапоги со спрятанным туда кинжалом, да телогрейку.

Там он жил, озлобленный, жестокий, одинокий. Если что, бил сильно, без предупреждения, рвал зубами, мог схватить камень и ударить по голове. Друзей у него не было. Работы было много. Жизнь однообразная, монотонная. Из всех выражений лица у него были в запасе лишь два: мрачное и весьма мрачное. Слов он почти не говорил, хотя был одним из самых образованных в интернате. И лишь каким-то загадочным образом он никого не убил до двадцать второго июня сорок первого, до того дня, после которого убивать не только было можно, а убивать стало должно.