Генокод для барона - [2]

Девушка была необыкновенно, хотя и не по русски, красива. Черные, глянцевые, волосы, но тем не менее почти белая кожа и темно-зеленые глаза. Грудь, которая будь хоть чуточку поболее, уже портила бы ее, в меру тонкая талия, и ноги, красоту которых не могла скрыть даже длинная черная юбка. Божественные руки. И завораживающий голос.

О чем они говорили в тракитре, да и говорили ли о чем-либо вообще, история уже не может нам поведать. История сохранила для нас лишь тот факт, что поручик остался на ночь в том самом N-ском трактире, под понимающие взгляды дородной хозяйки сняв номер на двоих. На следующий день Алексей и Наташа, так звали восемнадцатилетнюю темноволосую девушку, обвенчавшись в N-ской церкви, покинули N-ск, и ехали теперь вместе, домой к поручику. Из вещей у Наташи было лишь чуть-чуть одежды да странной формы кривой кинжал, очень острый и совершенно не тупящийся. На вид он был невзрачен, недорог. Наташа отдала его мужу, и поручик, стругая им как-то раз какую-то палочку, вдруг понял, из какой стали сделан этот клинок. Но сейчас кинжал лежал в ножнах в сумке, Наташа и Алексей, обнявшись, ехали домой. Что делать с ждущей его там невестой, Алексей Иванович Баранов не имел ни малейшего понятия.

Когда Алеша появился в имении, домочадцы ахнули дважды: вначале от вида девушки, которую он привез с собой, невольно; потом узнав о том, кем эта девушка приходится Алеше. Отец поговорил с Алексеем. "Люблю," только и смог сказать Алексей отцу. Делать было нечего. Невесту, прождавшюю поручика Баранова девять лет, написавшую ему много-много писем в стихах и получив столько же в ответ, назавтра увезли к родителям в соседнюю деревню, там она проплакала неделю, потом ее отправили к дальним родственникам, и уж более ничего о ней слышно не было. У семьи Барановых с родителями невесты началась серьезная вражда. Но это было делом отца, Алексей же, нечеловечески влюбленный в свою жену, прожил с ней год в счастливом, головокружительном любовном дурмане. Казалось, он ничего не замечал вокруг. То же происходило и с Наташей.

Казалось, само счастье поселилось в доме Барановых, но чувствовали старики, что счастье это не может быть долгим, уж очень велико и безгранично было оно. Но старики молчали, боясь его спугнуть. И из Москвы пригласили художника, чтобы он нарисовал портрет Алексея с Наташей. Художник приехал, но Наташа оказалась в то время больна. Алексей предложил художнику подождать и погостить в имении пару-тройку дней, пока ей не станет лучше, но Наташа вдруг наотрез отказалась позировать, и просила Алексея, чтобы с нее портрет не рисовали. Странная просьба женщины была исполнена. Нарисовали лишь Алексея. Портрет получился неплохим, красивым и очень похожим; его повесили в холле.

Через полгода, к великой радости родителей и мужа, Наташа забеременела, и через девять месяцев умерла от родов. Случилось это в первых числах декабря. Тогда еще никто в русской глубинке этого не знал, но у Наташи оказался отрицательный резус-фактор. Ребенок же, сын, остался жив; Алексей, убитый горем, как-то его назвал, затосковал, запил. И с тех пор несчастия прочно поселились в семье Барановых. Все вдруг свалилось на них: судебные тяжбы, финансовые неудачи, неурожаи. Капитал быстро таял. Умер от неизлечимой болезни отец, за ним мать. Поручик Баранов, постоянно находившийся то в полупьяном, то в сильно пьяном состоянии, в делах семьи не совершенно не участвовал. Все рушилось и катилось под гору. Приказчики безбожно воровали. Лишь сын Алексея Борис рос здоровым и веселым мальчиком, как будто вне всех невзгод, свалившихся на Барановых. По крайней мере пока. Его отдали в военное училище, отец проводил его пьяными слезами и вскоре скончался от удара.

Толку из Бориса не вышло. Он был зарублен на дуэли из-за женщины. Но все-таки успел оставить ей сына. Сын оказался нежеланным, его куда-то приткнули, потом он в наследство получил имение. На ком-то женился, как-то жил. Короче, к тысяча девятьсот шестому году от некогда богатой и многочисленной семьи Барановых остался лишь один молодой человек неопределенного рода занятий, заложенное хилое имение с хитроглазым дворецким, женой да ее шестилетним пацаном, и опустевшая после отмены крепостного права деревенька Бараново. В России тогда было неспокойно. Проигранная японская война, стачки. Революционеры. Убийства. Смута.

Имеласть у Баранова беременная в то время жена, и огромные долги, из-за которых ему пришлось оставить на время, как он рассчитывал, жену и бежать от кредиторов на третьесортном параходе, в эконом-классе в Америку. Оттуда он намеревался потом забрать жену и ребенка. Жена безуспешно прождала его год. Она не знала, что муж ее, даже не достигнув Атлантики, по русски сильно пьяный, перегнувшись через борт парахода, чтобы не стошнило на палубу, в сильную качку не рассчитал движений и свалился за борт. А загадочную пропажу одного русского пассажира обнаружили лишь в Нью-Йорке.

Она же, с безграничной ненавистью на давно мертвого мужа, которого когда-то любила все-таки, назвала родившегося ребенка Никитой и решила отдать его на государственное попечение. Копаясь в мужниных вещах, чтобы хоть чем-то компенсировать себе обиду, обнаружила кинжал. Покрутила в руках, не оценила. Дешовка. Как и все у мужа. Вынула из ножен. Попробовала лезвие. И порезалась так, что пришлось звать доктора останавливать кровь. Со злобой запихнула она кинжал в вещи ребенка, отвезла его в приют и больше его не видела. День его роджения - тринадцатое декабря усилием воли стерла она из памяти.