Увешанный по самый кадык покупками я заглянул на огонёк к Иванычу. И очень вовремя, потому что у него в гостях находилась вчерашняя истерическая парочка в сопровождении милиции и немецкой овчарки.
— Вот он! — закричали они, едва я протиснулся в двери.
Пришлось предъявить паспорт и санитарную книжку помещения — прописка у меня в порядке, так что бояться нечего. Однако молодого лейтенанта мои документы нисколько не удовлетворили.
— Что вы можете сказать по существу дела? — спросил он.
Я многое мог бы сказать, но ограничился лишь короткой лекцией на тему ответственности родителей за воспитание своих детей. Валить с больной головы на здоровую — известный тактический приём, но я никому не позволю испытывать его на мне.
— Придётся составить протокол, — вздохнул лейтенант.
Как в плохом детективе, ей Богу!
Он стал заполнять стандартный бланк, периодически обращаясь ко мне за подсказками. Пришлось (в который уж раз!) изложить им свою теорию.
Милиционер, надо заметить, попался неглупый.
— Значит, вы утверждаете, что материи нет?
— Да, утверждаю.
— Так и запишем.
Он аккуратно занёс в протокол полученные сведения.
— И сознания нет?
— И сознания.
— А ребёнка-то куда дели?
Приехали. Объяснял ему, объяснял. Какое же это ангельское нужно иметь терпение!
— Не было ребенка! Вы понимаете? Не было!
— Ну, допустим. А что вы скажете по этому поводу? — он достал из папки какую-то бумажку и положил её на стол передо мной.
Присмотревшись, я распознал в ней свидетельство о рождении.
— К науке это не имеет никакого отношения.
— А это?
На столе появился полиэтиленовый пакетик с мутно-зелёной дрянью внутри. Я попытался завладеть им, но милиционер ловко опередил меня.
— Руками нельзя, — пояснил он. — Вещественное доказательство.
— Оно моё?
— Как раз это и предстоит разгадать следствию. Откуда у малолетних подростков взялась «дурь»? Сами-то не балуетесь? — как бы ненароком спросил он.
Вот, оказывается, зачем моим деткам Ямайка понадобилась в таком количестве. Ситуация осложнялась прямо на глазах.
— И это ещё не всё. — Милиционер положил передо мной две сотенных долларовых купюры. — Этими деньгами вы рассчитывались за аренду помещения. Не находите их странными?
— Нет.
— Так я вам подскажу. Они совершенно одинаковые. Понимаете? Совпадают даже номера.
Получается, что я натаскал из прошлого одних и тех же денег.
— Вы позволите вам кое-что показать? — как можно более невинно спросил я.
— Если это поможет следствию…
— Маня! — крикнул я супруге, застывшей с покупками в руках посередине зала с того самого момента, как мы вошли сюда. — Будь добра, поставь пакеты на пол и принеси мне вон ту вещицу.
Маня послушно уронила свою ношу и взяла с мраморной тумбы аплинфоль. Расчёт был такой, чтобы она вошла в радиус действия прибора. А милиционера и вех остальных я уж как-нибудь исключу — есть там такая опция в настройках.
Ничего больше не объясняя, я ткнул в календарик на экране, и мы с Маней перенеслись на пару часов назад. Зал был пуст, если не считать Петра Ивановича, который крепко спал на стуле у входа. Пришлось его вежливо растолкать.
— Вот тебе зарплата на год вперёд, — сказал я, когда в глазах его появилась осмысленность. — Иди домой и никому ничего не болтай.
— Спасибо, барин! — отозвался Иваныч.
Откуда у него этот жаргон? Двадцать первый век на дворе. Ну, да ладно. Пусть с этим разбираются специалисты. А нам здесь делать больше нечего.
Ступни моих ног приятно обожгло раскаленным на солнце песочком. Буквально в ста метрах трепыхалось ласковое море. Лёгкий ветерок нежно теребил гибкие станы пальм.
— Где мы? — спросила Маня.
— В раю. Не видишь разве? Как ты и мечтала.
— Мы умерли?
— Типун тебе на язык, Маня! Опомнись! Вот он я. Вот она ты. Море, солнце. Что тебе ещё нужно?
По щекам её потекли крупные слёзы.
— Окаянный! Ты свел меня с ума! Говорила мне мама, не выходи за него!
Ну, что с неё возьмешь? Истеричная женщина.
Но я не стал её успокаивать. Обвыкнется. Сама поймёт, что к чему. Времени у нас будет достаточно.
Сергей Боровский
New York, 2009