Генеральная проверка - [136]

— Ты разве не знаешь, отче, что солдату на посту запрещено разговаривать?

— Мы не служили в армии, господин унтер-офицер, и поэтому не знаем.

— А надо бы. Капитана Харлакова нет. Он на операции. Здесь сейчас Григоров. Если хочешь говорить с Григоровым, я ему доложу.

— Доложи ему, ради бога, а то как попали сюда, так и выйти не можем.

— Я ему доложу, но смотрите не отнимайте у него времени попусту. Этот, что с тобой, кто он?

— Иеромонах Антим из Клисурского монастыря.

— Входите, да не трепитесь чересчур много.

Унтер-офицер повернул ручку и открыл дверь. За широким письменным столом сидел околийский начальник Григоров в новой форме и что-то писал. Он сочинял очередное распоряжение для населения и, не поднимая головы, спросил унтер-офицера:

— Что, новые нарушители, Геннадий?

— Эти по другому делу, господин начальник. Из духовенства.

— Надоели они мне все! — прохрипел Григоров, поднимая голову, и увидел протоиерея Йордана, который смотрел на него и улыбался.

— Ба, ты-то зачем здесь, отче?

— Капитан Харлаков нас вызывал, потому и пришли.

— Зачем же вы понадобились капитану Харлакову?

— Не можем знать.

— Как будто у капитана Харлакова нет других дел, как только с вами заниматься. А может быть, по поводу того нелегального, что вы укрывали в церкви?

— Какой нелегальный? — удивился протоиерей. — Это клевета!

— Не притворяйся дурачком, отче. Не забывай о своем духовном сане!

— Ты знаешь мои убеждения, Григоров. Я всегда был и остаюсь радикалом. Я был за эту власть еще до того, как ты надел свой мундир. Нелегального в церкви не было. Ты знаешь, кто скрывался там…

Околийский начальник покраснел, услышав намек попа на Митрушку и на кадушку с мукой, на его позор!

— Протоиерей Йордан Попов! — повысил голос Григоров. — Мы знакомы с тобой давно. Незачем клясться в патриотизме. Патриотизм сейчас нужно доказывать делом, а не словами.

— Я готов.

— Если ты готов, приглашаю тебя на большую операцию, которую мы наметили с капитаном Харлаковым. Одно дело петь литургии и совсем другое — участвовать в операциях!

— Я готов на все, но духовный сан не позволяет мне носить оружие.

— Не позволяет? А пистолет, который я тебе дал? Где он? Ты, случайно, не дал ли его медковскому попу Андрею или собрату своему Михаилу?

— Пистолет я сдал властям. А за медковского попа Андрея и за собрата Михаила я не ответчик. Как божий слуга, я честно выполняю свой долг. И буду выполнять его до конца своей жизни. Вот так.

— Хорошо. Сейчас посмотрим, как ты его выполнишь.

— Я готов, но с оружием мы дела не имеем.

— Придется, если припечет.

Григоров засмеялся и нажал кнопку звонка. В комнату вошел старший унтер-офицер и козырнул.

— Рота построена, Геннадий?

— Чистят пистолеты!

— Скажи им, пусть выходят на улицу перед околийским управлением и садятся в грузовик. Второго грузовика не будет. Я поеду за вами на легковой машине, а поп Йордан сядет в грузовик рядом с шофером. Назначаю его проводником шпицкоманды. Он знает здешние дороги.

— Григоров, вы распоряжаетесь мной как подчиненным. Вы бы спросили: могу я или не могу?

— Ты мобилизован, отче, лично капитаном Харлаковым! Я ничего не могу изменить. Сядешь в кабину с шофером и будешь ему показывать дорогу. О каком селе тебя спросят, туда и покажешь дорогу. Капитан Харлаков выехал с первой командой. Сейчас наш черед. Больше ничего не знаю.

— На, Григоров!

— Никаких «но», отче! Если хочешь, могу тебе вручить мобилизационное удостоверение. Если не поедешь, будем считать тебя дезертиром.

— Меня только видинский митрополит отец Неофит может мобилизовать. Канонически только он имеет такое право, а не вы!

— Не до этого сейчас, батюшка! Идем, а то время уходит. — Он взглянул на часы и встал.

Протоиерей попытался еще что-то возразить, но в это время унтер-офицер сказал, что моторы заведены и в машине его уже ждут.

Пока разбирались с попом Йорданом, иеромонаха Антима из Клисурского монастыря перевели в соседнюю комнату и велели ждать дальнейших распоряжений Григорова. Ему пообещали на другом грузовике доставить его в Клисурский монастырь.

А на улице, перед околийским управлением, уже тарахтел военный грузовик. В его кузове стояли те же самые «хорошо одетые господа», которые совсем недавно чистили пистолеты в большой комнате. Увидев их, протоиерей Йордан вздрогнул. Он хотел что-то сказать, но Григоров открыл дверцу кабины и произнес:

— Проходи, отче! Даем тебе самое лучшее место в машине!

— Меня не испугаешь! — ответил ему протоиерей и вскочил в кабину, придерживая одной рукой рясу, чтобы не зацепиться за дверцу.

— Знаю, что ты храбрый!

— Да, я храбрый! Не прячусь по бочкам с мукой!

Последней фразы Григоров не слышал, потому что протоиерей произнес ее очень тихо, и притом тогда, когда дверца кабины уже закрылась.

«Хорошо одетые господа» направились к реке Огосте.

33

В архивах осталось много документов об этих операциях, которые проводились по всему поречью Огосты и Цибыра, голубого Дуная и Искыра, на Кутловском и Берковском полях, по лесам и долинам, хижинам и хуторам, в городах и селах… Тонны бумаги исписаны о слезах и крови, о пожарах и стенаниях, о безымянных и братских могилах…