Генеральная проверка - [128]

А в это время отряд повстанцев, организованный Гаврилом Геновым, уже готовился пройти по тому же пути. Где-то севернее капитан Монов пытался со своим эскадроном отрезать все пути к отступлению, закрыть границу.

Еще 25 сентября в штабе восстания стало известно о намерениях фашистского капитана. Еще тогда Гаврил Генов издал приказ сформировать повстанческий отряд во главе с капитаном Миладином Кунчевым — учителем из села Чипровцы, кавалерийским офицером запаса.

По злой иронии судьбы капитан Монов был старым знакомым Миладина Кунчева: они вместе учились, вместе изучали военное дело, не раз из одного котелка ели солдатскую похлебку. И вот они стояли один против другого в Сухой падине. Кто кого одолеет?

Так сложилась обстановка к 26 сентября.

Конница капитана Монова была гибкой и подвижной, но и кавалеристы Миладина Кунчева не уступали. Несколько попыток противника захватить главную дорогу, ведущую к границе, были геройски отбиты повстанцами Кунчева. Доходило до того, что в кровавых схватках офицеры сталкивались лицом к лицу.

Рассказывали даже, что во время боя под звон сабель велся такой словесный поединок:

— За что воюешь, капитан Кунчев? Разве ты не давал клятву служить верой и правдой царю и отечеству?

— Давал, изменник! Но не твоему царю и не твоему отечеству, а моему народу и моей родине!

— Ты что, двум родинам служишь, капитан Кунчев?

— Моя родина не имеет ничего общего с твоей, капитан Монов!

— Тогда будешь отвечать головой! Жаль, что в свое время я не раскусил тебя!

— Очень жаль, Монов! А сейчас держись, чтобы твоя голова не слетела, а то некому будет лизать подметки генералу Вылкову!

— Ты дорого заплатишь, капитан Кунчев!

— Если я умру, то умру за свой народ! А ты за что умираешь, подонок?

Звенели, сверкали сабли, летели искры над головами. Вставали на дыбы кони, и с их губ слетала кровавая пена…

Об этом рассказывали участвовавшие в кровавом бою в Сухой падине. Но не успел еще Кунчев обтереть свою саблю от крови, как со стороны Видина появился другой эскадрон — на этот раз капитана Илиева. И опять встали на дыбы кони, опять зазвенели сабли. Но в этот раз схватка была краткой, молчаливой. И кони не ржали, не храпели. За полчаса бойцы капитана Кунчева обратили в бегство эскадрон видинского капитана Илиева. Умолк лес. Тихо стало в освещенной осенним солнцем Сухой падине. Спокойно прошли отряды отступавших повстанцев.

Три дня и три ночи, как богатыри из сказок и песен, конники капитана Кунчева сторожили овраги и горные тропы Стара-Планины. Три дня и три ночи не давали они покоя хищникам, пытавшимся отрезать повстанцам путь к границе. Наконец, когда все до одного повстанцы выбрались, капитан Кунчев решил собрать оружие и спрятать его в потайном месте, перед тем как самому покинуть родную землю, чтобы, вернувшись однажды, взять его из тайников и продолжить борьбу… Но случилось непоправимое — капитан Монов выследил его и схватил, доставил на пограничную заставу, заковал в цени и там, на заставе, рвал тело его, пытая, чтобы узнать, где спрятано оружие. Но ни слова не проронил капитан Миладин Кунчев. Умер, не сказав ничего.

Так закончился поединок между двумя офицерами, учившимися в одном училище, хлебавшими солдатский суп из одного котелка.

Две жизни, две судьбы. За краткой записью «Арестован и жестоко замучен на Чипровской пограничной заставе» кроется характер и жизнь целого героического поколения.

За счастье этого поколения отдавал сейчас свои последние силы и Гаврил Генов, находившийся в Фердинанде. Связь с Чипровцами все еще действовала. Он распорядился поддерживать ее непрерывно. Хвалил и подбадривал людей капитана Кунчева, обеспечивавших путь отхода повстанцев, отдавал последние распоряжения.

Со всех сторон в поисках спасения стекались разбитые отряды, люди просили совета. Одни повстанцы бежали прямо через леса и кукурузные поля к своим селам, где можно было спрятаться у близких. Другие уходили по балканским тропам искать овраги и пещеры, чтобы там приклонить свои измученные головы, пока минует вихрь и утихнут злые ветры. А были и такие, кто в одиночку блуждал по полям до тех пор, пока их не вылавливали фашисты. И не было для преследуемых приюта. Повсюду гремели выстрелы из винтовок и пулеметов, свистели пули и шрапнель, вздымали измученную землю разрывы орудийных снарядов, сея смерть.

Гаврил Генов все еще оставался в городе, из последних сил организовывал отступление повстанцев, торопясь завершить работу, пока в город не ворвались каратели. На конях и телегах, пешком, перекинув через плечо сумы, спешили люди к границе с надеждой спастись, чтобы потом вернуться снова и продолжить начатую борьбу.

А он смотрел на проходивших мимо него и с трудом сдерживал слезы.

«…Горько мне за неудавшееся дело, во имя которого я работал всю жизнь, и за тысячи жертв, которые понес беззащитный народ, — писал он жене. — Вышел, улицы пустые и страшные… В руке у меня был револьвер, и я ни в коем случае не сдался бы живым в руки озверевшего врага… Начали обстреливать Фердинанд и Живовцы, пора уходить…»

Так писал, он своей жене — учительнице Иванке Иванчевой, которая находилась в то время в Выршеце.