Генеральная проверка - [123]

Тогда он вызвал начальника столичного гарнизона генерала Лазарова и продиктовал ему приказ:

«…В столице запрещаются всякие собрания, увеселительные мероприятия, концерты и вечеринки… Объявляю также о введении комендантского часа с 21.00. К этому времени должны быть закрыты все магазины, трактиры, гостиницы и кафе, а также театры и кино… Должно быть прекращено передвижение граждан, автомобилей, извозчиков и гужевого транспорта. Частные телефонные разговоры по государственной телефонной сети разрешаются только с 7 до 12 и с 14 до 18 часов. Телеграммы подлежат цензуре… Категорически запрещается въезд и выезд из столицы ночью. Днем въезд и выезд из Софии разрешается только через определенные пункты. Запрещается также выезд из Софии всех частных автомобилей и мотоциклов в любое время суток без моего специального разрешения. В случае неисполнения требований патрулей будет открываться огонь».

В тот же день приказ был отпечатан и расклеен на улицах столицы.

Профессор был исключительно доволен собой. Он вызвал газетчиков и распорядился, чтобы они меньше занимались положением в стране и событиями в Северо-Западной Болгарии. Достаточно других новостей и других тем. Профессор похвалил газету «Утро», периодически помещавшую интересную рекламу и забавные истории, которые отвлекают внимание измученных политикой читателей. Сказал, что с удовольствием читал статьи о трансокеанском пароходе «Константинополь» водоизмещением 25 тысяч тонн, стоявшем в Варне и готовом принять пассажиров, желающих поехать в Америку, прямо в Нью-Йорк, что интересна реклама венской фирмы, продававшей по доступным ценам бочки для вина и бочонки для пива, новые и бывшие в употреблении, и поощрявшей торговлю. По его мнению, очень своевременно было помещено извещение некоего доктора Завойского о том, что он эффективно лечит туберкулез и кожно-венерические болезни. С улыбкой говорил профессор об объявлениях, подобных тому, которое сообщало, что добропорядочный молодой господин со средним образованием и элегантной внешностью ищет добрых людей, чтобы его усыновили или в крайнем случае сделали бы из него зятя, живущего в доме родителей жены. Цанков настоятельно рекомендовал газетчикам писать об изменах и любовных приключениях вдов и попов, об убийствах и самоубийствах. Такими хотел профессор видеть газеты. Такая идиллия нужна была ему, чтобы народ забыл, что где-то в Северо-Западной Болгарии совершаются мятежи и идут бои: мятежи и бои — дело генералов и солдат, полиции и шпицкоманд. А у газет другая задача. Время от времени они должны писать: «Обстановка нормализуется. Для паники нет причин. Народ занят своими повседневными делами». Печатать приказы, как тот, который распорядился расклеить по стенам и дощатым заборам столицы неутомимый генерал Лазаров! Этого хотел профессор. К этому стремилась его душа. Он одобрил послание святейшего Синода, восхитившись политической прозорливостью святых старцев, решивших помочь ему в трудный час.

«…Возлюбленные сыны болгарского народа, — писали старцы, — пробудитесь! Независимое существование Болгарии в опасности. Воспитанные на безволии и бессердечности, наши братья и сыновья, увлеченные и руководимые злобой и ненавистью к государству и законному порядку, попытались подорвать свободное и независимое существование нашей родины. Законное правительство, используя имеющуюся у него силу, выступило на защиту государства. Власть идет от бога. И если кто-то противится законной власти, тот противится божьему распоряжению…»

Все должно было ему помогать: от сабель генералов до послания святейшего Синода, от сенсационных сообщений газет «Утро» и «Дневник» до реклам о лечении кожно-венерических болезней пресловутым Завойским… Все должно было идти в общее жерло машины, чтобы двигать ее к Криводолу, к победе, к разгрому мятежа! Этого жаждал профессор, этим были заняты его мысли, это держало его в напряжении и днем и ночью. Даже во сне он слышал выстрелы, мерещились ему солдатские каски и штыки.

— Нет причин для паники, господа!

Однако сам он паниковал больше, чем кто-либо другой. Только когда ему сообщили, что части Шуменского гарнизона успешно миновали все препятствия и выгрузили артиллерию и войска на станции Криводол, сердце его успокоилось. Он вызвал генерала Лазарова и велел ему подготовить большую речь для выступления перед войсками.

Генерал принял это поручение с радостью и тотчас же выехал к месту боевых действий, в Криводол.

24

…А в Криводоле в это время было не до его речей. Там были сосредоточены 6-й пехотный батальон из Софии, русенский военный отряд, рота с пятью пулеметами и четыре орудия из Врацы, 8-й конный полк, софийский отряд, состоящий из двух рот с четырьмя пулеметами и двумя орудиями, а также отряд из Стара-Загоры, колонна полковника Захова, отряд полковника Куманова и перегруппировавшиеся шуменские «храбрецы» полковника Несторова. За ними нетерпеливо ожидали своей очереди полицаи в форме и в штатском, разного рода националисты и хорошо экипированные шпицкоманды. Где-то среди них мелькал и небезызвестный капитан Харлаков — убийца Стамболийского. Он прибыл сюда добровольцем, глубоко убежденный, что обязан продолжать свою миссию, которая началась несколько месяцев назад в Славовице. Фуражка у него так же лихо была сдвинута набекрень, а у пояса болталась сабля. Были здесь и другие известные и неизвестные «храбрецы», жаждавшие вписать свои имена в список патриотов.