Генерал Раевский - [119]

Николай Раевский.

27 сентября, Радомысль

Вы уже должны знать, милостивый государь дядюшка, от жены моей, что я теперь один остался с детьми, что препятствует мне тотчас ехать к Вам в Киев; кой же час она возвратится, то немедленно к Вам приеду, а Вам ещё… до выборов далеко и делать нечего, можно б и прежде оные по обещанию Вашему пожаловать к нам. Я ждал к себе к ночи Багратиона, но он поехал в Каменец. Езда его продлится дня три или четыре. На сих днях приезжал его брат из Молдавии и сказывал следующее: что турки переправились через Дунай в Малой Валахии в 2 местах и подле Журжи в пяти вёрстах от Кутузова, который не только что не знал, но они успели укрепиться в числе 13 тысяч; что посылали открывать их роту, потом батальон, потом два полка, что все сии предприятия кончились потерей с нашей стороны одного знамя и одной пушки — итого две. О визире не знают, где он, и посему ожидать можно, что, застав нас тут, может ещё где переправиться и сделать покушение, может, и не принять крепости без гарнизонов! Для меня Кутузов загадка, лукав, знающ, опытен и поступает, как ученик. В Киеве, может быть, сих приключений не знают, я ж никому не говорил. Не (называйте?), милостивый государь, меня на Багратиона…

Николай Раевский.

Отечественная война 1812 год

(Письма, относящиеся к 25 февраля, 12 апреля и 28 мая, см. в четвёртой части книги).

5 июля, Бобруйск

От Слуцка я отражён был с 25 тысячами идти день и ночь к Бобруйску, куда пришёл сего утра, а в одну ночь на походе среди марша встретил я курьера Вашего, и он Вам, милостивый государь дядюшка, сам перескажет, почему не мог я участвовать в том, что и без меня князь для нас сделал. Что теперь предпринять, не знаю. Я назначен опять ехать день и ночь с корпусом на подводах, — закрыть Могилёв. Но неподвижность неприятеля, как я думаю, переменит сей паллиатив[39]. Лучший способ закрыть себя от неприятеля есть — разбить его. Говорят, что 1-я армия в движении вперёд. Говорят, что три полка кавалерийских баварских передались к нам. Говорят, что немцы-гесинцы взбунтовались, что англичанцы и гишпанцы сделали где-то десант и что он сам поскакал во Францию. Но всё это говорят. И я ничему не верю. Ермолов Алексей Петрович — знаток большой армии. Все сему рады. Он в ежеминутном сношении с государем и робких советов подавать не будет. А наш француз не совсем большой головы. Если все три армии теперь искусно двинутся вперёд, то французы могут быть разделены по частям, ибо они также разделились, надеясь на робость нашу, и легко прервать их соединение. Матушка ко мне не пишет, Вы чаще хотя и пишете, но о жене моей ни слова, почему полагаю её в Одессе. Скажу о брате Петре, что он с гусарами везде лихо отличается, и где наши с неприятелем встречаются, то везде их положат…

Я здоров, только устал до крайности. В три дня 135 вёрст сделал с войсками тяжело…

23 (октября), Вязьма

Заглавие письма моего, милостивый государь дядюшка, обрадует Вас. Неприятель бежит. Мы его преследуем казаками и делаем золотой мост. Вот как всё происходит и происходило. После сражения 6-го сего месяца через два дня явился неприятель в Боровск, что на Калужской дороге в Москву, который с нами на одной высоте. А известие сие получено чрез Мусинов-Боровских. Мы тотчас пошли на Малый Ярославец, который занятым нашли неприятелем. Докторов и я атаковали город, восемь раз мы их выгоняли, и к вечеру половина города осталась за нами. По сие время ещё не решено, маскировал ли он своё отступление или действительно хотел следовать через Калугу, только скажу, что сей день стоит как около шести тысяч и неприятелю по крайней мере столько же. Я имел против себя итальянскую гвардию. После сего тщетного покушения неприятель пошёл на Можайск и Вязьму и, как кажется, пойдёт на Витебск и так далее за границу. Казаки его преследуют кругом. Французы мрут с голоду, подрывают ящики, и с 12-го мы имеем их до шестидесяти пушек, и великий Наполеон сделал набег на Россию, не разочтя способов, потерял свою славу, бежит как заяц. Граф Витгенштейн соединился с Штейнгелем, выгнал врагов из Полоцка, взяв две тысячи в плен и одну пушку. Чичагов, не знаю зачем, послал отряд в Варшаву, другой за Вильну, а сам одиннадцатого сего месяца был ещё в Бресте. Николай Чудотворец великий генерал, с помощью его мужики более чем войска победили французов. Наполеон считал на мир со взятием Москвы и на возмущение, но в расчётах своих ошибся. Австрия за нас, и буде она нам поможет, ибо и вся полоцкая земля подымется; можно считать, что настал перелом счастью Бонапарта. Русский Бог велик!

Мы все здоровы, брат Пётр в отряде у Милорадовича, потому не пишет. Мы все веселы, холода, голода не чувствуем. Всё ожило. Злодей наш, который осквернил и ограбил храмы Божьи, едва уносит ноги свои. Дороги устланы мёртвыми людьми и лошадьми его. Идёт день и ночь при свете пожаров, ибо он жжёт всё, что встречает на ходу своём, за то и мы хорошо ему платим, ибо пленных почти не берём, разве одни регулярные войска. Прощайте, будьте благополучны.

28 октября, близ Ельны

Я уже совсем готовился отправить Филиппа к Вам, милостивый государь дядюшка, как возвратился курьер мой с Вашим письмом. Как я командую авангардом армии, от коей теперь в 12 вёрстах, то мне нельзя самому отлучиться для выполнения комиссий Ваших у Михаила Ларионовича, а для сего посылаю М.Г., который оттуда отправлял моего курьера и напишет обо всём обстоятельно. Неприятель идёт на Смоленск, а потом, пленные говорят, на Вильну, мы пропустили случай отрезать всю армию. Задний корпус, состоящий из 30 т., в Вязьме, а теперь он уже впереди, и остаётся только казакам, холоду и голоду за нас воевать. Более писать теперь не имею и некогда.