Гендер и власть. Общество, личность и гендерная политика - [133]

На одном уровне проведенный нами анализ усиливает тезис, который был сформулирован выше: единственный способ выражения структурно определенного интереса невозможен. Проекты социалистического феминизма, политического лесбийства и т. п. имеют общие основания, но в некоторых вопросах кардинально расходятся друг с другом. На другом уровне наш анализ показывает силу структурных союзов, если они в принципе сформированы. Ведь самые замечательные особенности этих событий – устойчивость движения, которое сохраняется несмотря на острые внутренние конфликты; изменения социальных условий, находящихся в широком диапазоне от бума до спада; изменения практики, связанные с подъемом и упадком групп роста сознания; постоянно растущая враждебность политического окружения.

В некоторых отношениях политическая история движения за освобождение геев очень похожа на движение за освобождение женщин. Оно возникло практически в то же время и в тех же крупных городах, использовало похожую политическую тактику и риторику, интенсивно развивалось в те же самые годы и тоже распалось на фракции в 1970-х. Оно также характеризовалось напряжением между социалистическим крылом и другим крылом, которое было больше озабочено построением самодостаточного сообщества и развитием гей-культуры. Подобно движению за освобождение женщин, у движения за освобождение геев были крайне амбивалентные отношения с государством, которое оно часто атаковало за законы, направленные против гомосексуалов, насилие против геев, осуществляемое полицией, и дискриминацию матерей-лесбиянок в судах, но которое в то же время стремилось использовать, чтобы обеспечить антидискриминационное законодательство и осуществить политику социального обеспечения (welfare provision).

Однако есть между этими движениями и существенные различия. Женское движение освобождения выросло из долгой истории мобилизации женщин и действовало как радикальный край целого спектра женских организаций в партиях, церквах, благотворительных инициативах и проч. История групп, выступавших за права гомосексуалов, восходит к рубежу XIX и XX веков. Это такие группы, как Научно-гуманитарный комитет Магнуса Хиршфельда в Германии, Общество матташинов[38] (Mattachine Society) и Дочери Билитис[39] в Соединенных Штатах, которые всегда были маленькими организациями. Умеренный успех в достижении толерантности, например благодаря публикации в 1958 году отчета Вольфендена[40] в Великобритании, был достигнут посредством альянса с либералами, причастными к власти, а не посредством массовой мобилизации геев. Считалось, что она была невозможна из-за правового подавления и открытой враждебности общества. Стоунволлские бунты, с которых начинается движение за освобождение геев, вспыхнули в результате вполне обычного обхода Нью-Йоркского отделения полиции, однако реакция на этот обход была отнюдь не обычной. За очень короткое время в результате мобилизации к политическим кампаниям присоединилось больше людей, чем количество гомосексуалов, состоящих на тот момент в разных организациях. Однако движение за освобождение геев было самостоятельным в той мере, в какой женское движение таковым никогда не было, и по крайней мере на раннем этапе своего развития оно оставалось единственным значимым способом выражения интересов геев.

Второе отличие состоит в том, что движение за освобождение геев, выражавшее интересы, основанные на структуре катексиса, строилось как бы вне основного противоречия в гендерных отношениях. Поскольку интересы женщин и мужчин расходятся, в движении содержится обязательная тенденция разделения гендерных групп. Например, при реформировании пра´ва лесбиянок больше касаются нормы, связанные с законом о браке, такие как правила опеки, а мужчин-гомосексуалов больше касается вопрос о криминализации половых отношений. Как члены угнетенной группы, они конституируются иначе. Мужчины-гомосексуалы гораздо чаще являются объектами насилия, чем лесбиянки, и на протяжении истории мужская гомосексуальность внушала гораздо больший ужас негомосексуалам, чем женская. С другой стороны, лесбиянки испытывают на себе не только стигматизацию, связанную с гомосексуальностью, но еще и социальную, психологическую и экономическую дискриминацию, направленную против женщин. Политизированные лесбиянки обычно значительно более активны в движении за освобождение женщин, чем в движении за освобождение геев. Обычно политика геев была политикой геев-мужчин; например, на конференции, организованной Кампанией за равенство гомосексуалов (CHE) в 1984 году, присутствовали пять женщин и пятьдесят мужчин. Поэтому вполне понятно, что политические отношения между лесбиянками и мужчинами-геями были сложными и часто напряженными.

В-третьих, отношения между политикой и сообществом в движении геев отличаются от этих отношений в женском движении. В каком-то смысле сообщество геев существовало до движения за освобождение геев – в скрытых социальных сетях, в определенных городских кварталах и гей-барах. Движение сделало это сообщество открытым и придало мощный импульс его развитию. С этого времени стал хорошо известен гейский капитализм. Между развитием гейского капитализма и развитием женского бизнеса существует определенная параллель, но расклад сил в бизнесе у них разный. К концу 1970-х годов собственники гейского бизнеса в ряде городов приобрели статус альтернативных лидеров. Они выражали интересы геев особым образом, будучи сильно лично заинтересованными в консолидации гейских идентичностей и отнюдь не заинтересованными в революционизировании сексуальности в остальном обществе. Лозунг раннего этапа движения за освобождение геев – «Каждый гетеросексуал (straight) – цель движения за освобождение геев» – в этом контексте не нес в себе никакого смысла, кроме потенциальных неприятностей. Денис Альтман указывает на тенденцию преобразования политики геев в политику группы интересов (interest group) по модели деятельности этнических сообществ, которые нацелены на достижение договоренностей с государством и другими группами интересов.