Гендер и политика времени. Феминистская теория и современные дискуссии - [37]

Нехватка времени у женщин

Время — это «важный гендерный предмет потребления, влияющий непосредственно и с помощью общественного-частного разделения», часто центральный предмет такого феминистского анализа, поднимающего ряд комплексных, спорных и взаимосвязанных вопросов (классификацию таких вопросов, близких к теме нашего обсуждения, см. у Herd and Meyer, 2002). Пожалуй, достаточно очевидно, что многочисленные женские домашние обязательства оставляют им меньше времени, чем мужчинам, для политической деятельности. Как пишет Листер, «понятие активной гражданской позиции, предполагает время: люди должны иметь его, чтобы бить деятельными гражданами, хорошими соседями и волонтерами или активными участниками политической жизни общины» (Lister, 1990, p. 456). Вот почему домашние обязанности женщин — это барьер для их равного участия: «участие в политике женщин с обязанностями по уходу остается или подарком ее мужа, или связано с ее фантастическим умением сочетать несколько противоречивых требований» (Mackay, 2001, p. 162; см. также: Holmes, 2002; Vromen, 2003). В этом смысле домашнее равенство — это ключевое условие для политического равенства между женщинами и мужчинами и «даже в чем-то более важное, чем право голосовать» (Phillips, 1991, p. 101).

Как будет обсуждаться далее (в девятой главе), утверждение о том, что женщины имеют меньше времен, чем мужчины, — достаточно часто оспаривается. Оно также достаточно усложнено различиями среди самих женщин: например, некоторые из них имеют возможность «покупать время» других для выполнения своих домашних обязанностей, а многие не могут рассчитывать даже на помощь своего мужа. Тем не менее, существующие исследования показывают, что даже если их доступное время близко к мужскому, женское свободное время значительно более фрагментированно и поэтому менее пригодно для политики, чем мужское.

От частной помощи — к общественному благу

Сдерживающие влияние нехватки времени наиболее критично для участия в региональной, общенациональной и международной политике, где эффективное участие обычно означает долгое пребывание за пределами своего дома. Однако это хоть как-то можно контролировать на локальном и общинном уровне, где домашняя деятельность иногда ведет к непосредственному сотрудничеству с другими гражданами. Это сотрудничество, в свою очередь, может способствовать более широкому участию в жизни общины и политическому участию: например, совместный присмотр за детьми между подругами может перерасти в широкую сеть, а те, кто ухаживает за пожилыми людьми, могут быть заинтересованы в борьбе за облегченный доступ людей на инвалидных колясках к общественным учреждениям. Матери также могут быть заинтересованы в нормальной окружающей среде для своих детей, что приведет их к объединению усилий по очистке детских площадок и созданию новых безопасных пешеходных переходов возле школ (обсуждение такой «материнской деятельности» см.: Vromen, 2003). И хотя такая женско-центрическая активность возникает, как правило, по поводу отдельных частных проблем и не попадает в сводки политических комментаторов, иногда такие движения перерастают в более общие и/или официальные формы политической деятельности, которые можно рассматривать как свидетельство «многообразных и вдохновляющих связей повышения гражданской активности» (Lister, 2003, p. 146; см. также: Dominelli, 2006).

Многие женщины принимают участие в волонтерских организациях и предоставляют неформальную помощь другим в своих общинах. Такая деятельность может рассматриваться как важный источник «социального капитала», а именно — как источник социальных норм и доверия, возникающих в результате неформальных взаимодействий и как строительный блок для социально сплоченного и инклюзивного общества. Большинство исследований по социальному капиталу основного направления игнорирует социальные взаимодействия и сети, построенные вокруг заботы; в самом деле, в одной из работ по социальному капиталу «даже рассматривается в деталях тенденция посещаемости пабов в Британии (где в 1984 году мужчины провели в два раза больше времени, чем женщины), но осталась незамеченной тенденция увеличения времени, затраченного на уход за детьми» (Lowndes, 2000, p. 534; см. также: Blakeley, 2002; Lowndes, 2004). Однако Херд и Мейер утверждают, что даже частная деятельность, направленная на заботу, может генерировать социальный капитал, способствуя «усилению смыслов общности, социального доверия и крепкой демократии участия» (Herd and Meyer, 2002, p. 667). Даже время, потраченное на «общение», может придавать смысл общим ценностям, чего не хватает тем, кто «играет в боулинг в одиночку» (Putman, 2000, название книги), хотя Джейн Мансбридж (Jane Mansbridge) утверждает, что и «повседневная болтовня» с теми, кто не есть политически активный, может рассматриваться как «неформальный, неосознанный и агрегированный процесс», обеспечивающий «ключевую часть общей совещательной системы, в которой нуждаются демократии, если граждане, в любом случае, хотят управлять сами собой» (Jane Mansbridge, 1999, pp. 215, 211). Вместе с тем, хотя женская локальная активность и сети могут генерировать социальный капитал, они же в дальнейшем ограничивают время, которое женщины могут потратить на более официальную политическую деятельность. Как показала Вивьен Лоундс (Vivien Lowndes), поэтому такая женская деятельность на местах — это, «с одной стороны, тяжелая ноша для женщин-политиков, а с другой — ресурс для мужчин-политиков» (Vivien Lowndes, 2004, p. 59; см. также: Bruegel, 2005). Также важно отметить, что не всякая совместная деятельность может рассматриваться с позитивной точки зрения, как осмотрительно отмечала Листер, «совместные попойки и ночные гонки по центру города делают общественное пространство отталкивающим для других, хотя и могут рассматриваться как «общение», но это вряд ли проявление гражданственности!» (из частного общения, 2006).