Гендер и политика времени. Феминистская теория и современные дискуссии - [36]

Хотя Глюксман не изучила этот вопрос, такие отличия среди женщин, очевидно, также ведут к конфликту интересов. За исключением субсидированных государством семейной помощи и услуг по уходу, время женщин, оказывающих такие услуги, не может быть оценено на том же уровне, что и женщин, которые платят им из собственных доходов, и поэтому последние, очевидно, имеют экономический интерес платить своим уборщицам и нянечкам как можно меньше. Некоторые хорошо зарабатывающие женщины или женщины, имеющие хорошо зарабатывающих мужей, могут быть более «великодушными»; получающие же низкую зарплату женщины почти не имеют выбора. Хотя западные феминистки часто озабочены проблемами, которые стоят перед работающими женщинами с детьми, такие женщины могут требовать и получать помощь различного характера на разных этапах своей жизни (Katz and Monk, 1993) и могут быть вовлечены в конфликт интересов между женщинами, нуждающимися в помощи, и теми, которые такую помощь дают. Более общие проблемы возникают, когда «дефицит помощи», характерный для некоторых общин и стран, перекладывается на другие, проявлением чего есть увеличение количества женщин-работниц из южных стран и Восточной Европы. Эти женщины оставляют свои собственные семьи ради «утомительной и эксплуататорской работы в больницах, семьях среднего класса и на производстве» Запада (Litt and Zimmerman, 2003, p. 157; см. также: Anderson, 2001; Ehrenreich and Hochschild, 2003b; Pyle and Ward, 2003). Также здесь может возникнуть столкновение интересов на рабочем месте между «работающими матерями», имеющими право на декретный отпуск и гибкий график, и другими женщинами, которые могут испытывать на себе тяжесть дополнительной работы, когда их коллеги пребывают в декретном отпуске. Хотя ни один из этих конфликтов не есть неизбежным, их предотвращение требует изменения роли государства, гендерных обязанностей и условий работы.

При обсуждении времени, затраченного на оплачиваемую и не оплачиваемую работу, важно остерегаться бездумного объединения заботы с другими видами домашней деятельности, например, с уборкой и приготовлением пищи. Такие объединения затмевают различия среди работающих женщин и уравнивают все виды таких работ. Так, Миньон Даффи (Mignon Duffy), ссылаясь на данные переписи населения США по поводу оплачиваемой работы, показал, что «цветные женщины» сконцентрированы на тяжелой работе, а не на «эмоциональной», и также предостерегает против «теоретического внимания на привилегированном опыте белой женщины и исключении опыта работников с низкой зарплатой» (Duffy, 2005, p. 79). Как утверждает Бриджит Андерсон, многие виды домашней работы — это статусные виды работы, а не жизненно необходимые, и она подчеркивает, что многие женщины-эмигрантки в Европе включены в работу, которая «не жизненно необходима, эксплуататорская и/или унижающая достоинство», а не социально значимая (Bridget Anderson, 2001, p. 32).

Такие аргументы показывают, что измерение времени, необходимого для «женской работы», — это важный путь к оцениванию ее денежной стоимости. Это не должно соединяться с ее социальным или гражданским значением, хотя многие из этих действий — важны, полезны или позитивны для общества в целом. То же самое справедливо относится и ко многим формам оплачиваемой работы. Тем не менее, государственные мужи и политики имеют склонность рассматривать любой вид оплачиваемой работы как безоговорочно хороший, настоящий вклад в общество, обеспечивающий индивидуальную независимость, социальную интеграцию и самоуважение, но в то же время пренебрегают сопоставимым общественным вкладом домашней неоплачиваемой работы. Это особенно явно в связи с последними дискуссиями вокруг гражданства, которые будут обсуждаться нами далее.

Гражданство в общественной и частной сферах

Сегодня гражданство обещает переступить границы частностей наших индивидуальностей, опытов, интересов или убеждений. Мы можем быть бедными или богатыми, «белыми» или «черными», здоровыми или инвалидами, геями или гетеро, мужчиной или женщиной, молодым или старым, христианином, мусульманином или атеистом, но если мы граждане, то все мы имеем равный статус или, как сказано в классической формулировке Т. Маршала (T. H. Marshall), все мы «равные в своих правах и обязанностях, которые этот статус дает» (Marshall, 1983 [1949], p. 253). Женщины достигли этого равного статуса формально в большинстве стран мира, за исключением лишь некоторых. Однако современные феминистские авторы настаивают на том, что вроде бы гендерно нейтральные понятия, продолжают нести на себе «родимые пятна гендерных предубеждений», и они оставляют в стороне «универсалистский плащ абстракций, свободный от индивидуальности, разоблачая гражданство, ориентированное на белых мужчин, гетеросексуальных и не инвалидов» (Lister, 2003, pp. 71, 68).

Как и при обсуждении работы, гендерные представления, стоящие за доминирующей концепцией гражданства, связаны с противопоставлением общественного/частного и гендерными моделями использования времени. Гражданство — это квинтэссенция общественного, где личные, домашние уклады и деятельность не имеют принципиального значения. Поэтому исследователи основного направления игнорируют способы, которыми они могут влиять на общественную активность якобы равноправных граждан, и не считают, что гражданские обязанности могут распространяться на домашние дела. Они также исходят из того, что качествам и свойствам частной сферы, таким как эмоции и зависимость, нет места в понимании и осуществлении гражданства. Напротив, феминистки подчеркивают, что гендерные отличия в общественном гражданстве имеют частные основания, и деятельность в частной сфере может быть как источником качеств и ценностей, необходимых хорошим гражданам, так и формой гражданской активности.