Геморрой, или Двучлен Ньютона - [53]

– А что вам на потребу нынче? – спросил Карлыч.

– Все и сразу! – запальчиво бросил Степка. – Начинать можете с того, почему вы выбрали именно Анатолия и почему именно он согласился?

Карлыч механически потянулся за автосигаретой, потом вспомнил, что выбросил ее, зло зыркнул на меня и спросил, кивнув на Степку:

– У вас что, этот теперь рулит?

– Неприлично говорить о присутствующем «этот», – услышали мы и оглянулись. В дверях стоял Гоша и улыбался.

– А этот что тут делает? – не преминул отреагировать Карлыч.

– Правду ищу, – заявил «этот», – так же, как все.

– С чего ты взял, что все этим и заняты? – удивился Карлыч. Но меня потряс ответ Гоши:

– С того, что она дороже всего продается. Товар-то штучный. Кстати, втык Ангелине не делайте, я прошмыгнул, когда она у вас была.

Карлыч встал и направился к дверям. Мы уж хотели вздохнуть с облегчением, но он обернулся к Гоше:

– Песенка у тебя дурацкая. Не знаю, за что ты первое место взял, но, раз взял, поздравляю.

– Вот сволочь! – прошипел Степка, когда дверь за ним закрылась. – Пришел, нагадил и ушел. Цезарь нашего времени.

– Точно! – согласился Гоша и хопнул:

«Пришел. Увидел. И победил.

Так Цезарь великий когда-то сказал.

Когда он на хрен врагов разгромил

И Риму великую славу стяжал.

Про цезарей нашего времени

Я бы иначе ввернул:

Пришел. Нагадил. Стяжал. И ушел.

И обещал вернуться!»

– Слабенькая рифма, – сказал я, но Гоша, уже что-то мурлыкая, вышел, взмахнув на прощанье рукой.

– А знаешь, – мечтательно протянул Степка, – есть классический способ, как вышибить кандидата из гонки.

– Ты мне это оставь, – пригрозил я, поняв, куда он клонит, и добавил для пущей убедительности, – и потом, АнАн и из покушения сделает себе пиар. Заметь, без нашей помощи. Точнее – что еще хуже – с нашей помощью, но без нашего на то желания. Так что давай не рыть себе двойную могилу.

Дверь неожиданно распахнулась, и мы уныло воззрились на Гошу.

– Я чего приходил-то, – сказал он, – Мик, можно в воскресенье собрать у вас на фазенде Клуб дедов?

– Еще раз назовешь их дедами, из хипера станешь Шурой – зубы выбью.

– Заметано, – просиял он, – значит, готовьтесь, будем.

Он отчалил, а мы со Степкой решили, что если начальство нам вставило, то и мы можем проделать то же самое с подчиненными. Поскольку таковые имелись в единственном числе, мы и вызвали это число. Ангелина, как всегда, вошла с потусторонне-презрительным видом, тем самым распалив наше желание. В смысле, хорошенько вставить ей. В офисном смысле.

– Ангелина, – строго сказал я, – напечатайте табличку «Без улыбки не входить!» и повесьте с вашей стороны двери. Сделайте два кофе и скажите, что вы думаете о нашем Анатолии.

– В какой последовательности? – нагло спросила она.

– В обратной.

– Придурок, – уверенно заявила она.

– Послушайте, вы становитесь похожи на Эллочку Людоедку. Придурком, если мне не изменяет память, у вас значился Гоша.

– Гоша искренний, а этот… фальшивый.

– Ангелина, вы меня потрясаете, – возопил Степка, – вы изволите не соглашаться с начальством?! Ведь Анатолия породило оно.

– Он мутировал, – обрубила девица, – и это ваша работа. – Она вышла, заявив, что идет выполнять распоряжение номер два от конца.

– Даже офисный планктон это заметил, – уныло бросил Степка.

– Заметил, как она подчеркнула лояльность начальству и спихнула все на нас? Вот… Мата Харя!

Тут она появилась с кофе, и я буркнул:

– Почему без улыбки?

– Распоряжение один от конца еще не вступило в силу, – дерзко заявила она и пояснила, видимо, считая нас полными недоумками, – по причине того, что я только сейчас приступлю к его реализации.

– Ангелина, – проникновенно сказал Степка, – а что бы вы сделали, чтобы вернуть Анатолия к прежней роли?

– Уволила бы вас, – без секундного замешательства заявила она, и у нас синхронно отвисли челюсти.

– Послушайте, – взмолился я, – до того, как вы донесете эту мудрую мысль до начальства…

– Я не стукачка!

– Да я не в этом смысле, родная вы наша! Даже напротив, мы вас слезно просим стукнуть, мы только о том и мечтаем, ей-богу! Но до этого скажите, за что вы нас так люто ненавидите? Может, вы метили на эту должность?

– Вот еще! – дернула она плечом. – Я мечтаю вернуться на прежнюю! – и, ничего больше не добавив, гордо удалилась. Мы поняли, что переход из приемной ПиПи к нам она воспринимала не как спецпоручение, а однозначно как понижение. Мы решили, что не станем пить ее кофе и уберемся из этого поганого места, потому что никто нас тут не любит, а от умных мыслей только вред. Когда мы вышли, Ангелина, что-то строчившая на компе, поинтересовалась:

– А выходить тоже с улыбкой?

Мы проигнорировали обнаглевшую девицу и удалились.

* * *

Гоша и впрямь устроил сабантуй. Поначалу всем было как-то не по себе, словно ждали, что откуда-то возникнет Вадюша. Потом Андрюша предложил тост: «За шрджапат. За Гошу, которого нам оставил Вадик. За успех Гоши». Мы выпили, и как-то полегчало. Потом, уж не знаю как, разговор пошел об АнАне. Видно, он был модной темой. Стас, которого Дед попросил прокомментировать психологический аспект антилузерства, пожал плечами:

– Алекс, не придуривайся. Уж мы-то понимаем, что это идея Мики. – У меня чуть кусок мяса не выпрыгнул изо рта, тем более что все закивали. – Беда в том, – продолжил Стас, – что АнАн, как его величает Мика, круто подсел на нее. Он поверил и в идею, и в свое мессианство. А это значит, что он загубит и то, и другое.