Гекуба - [11]

И никого не трогает появление шестерых арабских подростков, которые с криками и жестикуляцией прошли в конец салона и там хохочут и громко говорят все одновременно. Демонстрируют свою политическую независтимость, унимал Алекс свой расизм - арабская речь воспринималась им, как злобный собачий лай, а внешний облик молодежи казался вызывающе нечеловеческим. До эмиграции он никогда не был ни расистом, ни мезантропом, но случилось так, что здесь его без всяких видимых причин, ради куража, задирали только арабы, когда бы он ни появился по работе в их кварталах, где жили и "русские". На родине с детства любая группа молодых людей приводила Алекса в напряжение. В благословенном трезвом чистеньком Израиле, где ночью можно было безбоязненно ходить по пустынным улицам и среди густых темных зарослей как днем, выпускать детей одних гулять на улицу допоздна, хамство, хулиганство и бандитизм арабов были особенно нестерпимыми.

Он считал немотивированную агрессию проявлением арабской ментальности, пока не побывал в Каире и в Париже, где те же арабы вели себя вполне достойно. Скорее всего, решил он тогда, здесь это просто вызов нашему обществу, которое они не без основания считали враждебным.

Впрочем, была еще одна причина исключительности палестинского поведения.

Такие "милые" привычки покорно воспринимали только евреи, но не стерпели бы ни египтяне, ни французы...

Итак, пытался отвлечься Алекс, что же сейчас поделывает мой потенциальный работодатель-благодетель? Он пробовал угадать то, что угадать было решительно невозможно! Ибо можно было вообразить миллионера где угодно, кроме России.

ГЛАВА ВТОРАЯ. РОЖДЕННЫЕ КОНТРРЕВОЛЮЦИЕЙ

1.

Все здесь казалось неестественно огромным, перенаселенным и двойственным. В роскошных витринах отражались согбенные плохо одетые старички и старушки с сетками в руках. Раскованная молодежь сочеталась с их сверстниками, одетыми как на официальный прием. Богатые машины сменялись проносящимися по лужам драндулетами, каких и вообразить нельзя на наших улицах.

Если вполне приличный гостиничный номер и благоухающий коридор были выше всяких похвал, то лестничная клетка, куда Дуду и Батья попали, тут же напомнила кадры из фильмов о ГУЛАГе. Между тем, забарахлил лифт, а надо было срочно спуститься к экскурсионному автобусу. Оказалось, что двери на все прочие этажи почему-то закрыты намертво. Чем ниже спускались израильтяне, тем становилось темнее и страшней. Они не могли и вернуться, так как не помнили, какой у них этаж. Оставалось только спускаться в надежде, что уж в самом-то низу должно быть открыто. Иначе, зачем вообще эта лестница?

Так и оказалось. Но лучше бы и эта дверь была такой же глухой. На подземном этаже потрескивали бесчисленные трубы, тускло светили пять-шесть неразбитых лампочек на весь необозримый бетонный зал и было душно. Более того, откуда-то тянуло трупной вонью, знакомой Дуду по его военному прошлому.

Крепко держась за руки, они наугад пробирались куда-то в поисках выхода, когда наткнулись на людей. Четверо мужчин в грязной одежде сидели вокруг покрытого газетой ящика и негромко переговаривались, наливая водку их бутылки в граненые стаканы и закусывая неровно нарезанной колбасой. Хлеб от буханки они отрывали немытыми руками.

Увидев иностранцев, все четверо одинаково вздрогнули и переглянулись.

Давид по-английски спросил у них, где выход к автобусам, но никто из собутыль-ников ничего не ответил. Впрочем, мало вероятно, что они бы что-то поняли и по-русски. Мутный взгляд, одинаковые бычьи шеи и игривый оскал щербатых ртов заставили Батью больно вцепиться в руку мужа.

Оставалось только приветливо помахать незнакомцам и продолжить поиски: как-то же эти сюда попали, верно? - успокаивал жену Давид. - Хотя вообще-то нечего нам делать в этой стране...

"Я провожу вас, - сказал им по-английски внезапно возникший высокий парень в фирменной гостиничной куртке. - Никаких проблем. Меня зовут Поль. А вас? Очень приятно. Идите за мной." И тут же стал что-то возбужденно говорить по-русски в мобильник. Многоопытный Дуду, не поняв ни слова, насторожился от тона и какого-то вороватого взгляда их провожатого. "Давай сюда!.." - шепнул он жене на иврите, сдвинушись за бетонную колонну и далее - в нишу из подернутых паутиной вонючих ящиков.

Топот каблуков русского и его хриплое дыхание убедили Давида в правильности своих подозрений. Супруги молчали, задыхаясь. Они не видели своего знакомого, но слышали, как он лихорадочно мечется взад-вперед по подземному этажу, отдавая короткие военные команды. "Говорили мне, - едва слышно сказал бывший спецназовец Дуду, - что в Россию надо любыми путями провезти с собой хоть газовый пистолет."

А по запыленному бетону грохотали уже каблуки нескольких людей. Оживленно переговариваясь, они заглядывали во все закоулки то дальше, то ближе от спаси-тельной ниши. "Хотела же меня Наташа учить русскому, шепнула Батья. - Дура я, дура..." "Сомневаюсь, что это бы нам сейчас помогло." "Как и твой пистолет. Ку-да бы ты стрелял? В кого? И за что? У нас нет никаких оснований..."

"Господа туристы! - прозвучало в пыльном полумраке. - Куда вы пропали? Давид! Батя! Выходите. Не бойтесь. Мы ваши друзья. Откликнитесь. Вы пропадете здесь без нас."