Гэкачеписты - [19]

В первую пятилетку индустриализация Сталинграда продолжилась. Здесь развернулось строительство тракторного завода, одного из знаковых объектов новой социалистической промышленности, по проекту американского архитектора Альберта Кана. СТЗ задумывался как завод двойного предназначения, помимо тракторов он должен был выпускать и танки. Но советская индустриализация была совсем не той, что до революции. Она осуществлялась за счет жесточайшего ограбления деревни и резкого падения жизненного уровня населения. В жилье, дороги, коммунальную инфраструктуру средства почти не вкладывались. Рабочие заводов жили в ужасной скученности в бараках без элементарных удобств, в условиях дефицита буквально всего, помноженного на низкую зарплату. Независимые воспоминания и дневники того времени рисуют чудовищную картину повседневного быта советских людей. Но пробиться сквозь плотную стену пропаганды и страха, особенно молодому поколению, которое не застало жизни в старой России, и взглянуть на свою жизнь без прикрас было трудно.

Подросток Володя Крючков относился к тем, кто воспринимал окружающую реальность как безальтернативную. К тому же его семья проживала в отдельном домике, а не в переполненной коммуналке или комнате в бараке, как большинство завербованных на заводы. Его отец, Александр Ефимович, относился к мелкому заводскому начальству, дослужившись до должности начальника цеха на «Баррикадах». Карьере способствовало членство в ВКП(б), куда он вступил в 1924 году по «ленинскому призыву». Рабочих-коммунистов в первую очередь выдвигали на руководящие должности. Компетентность в сравнении с политической лояльностью была не важна. При старом режиме отец вряд ли поднялся бы так высоко. Хотя он и был сыном писаря, выбившегося из рабочих, но это была слишком низкая ступенька для успешного старта. Впрочем, он, наверное, неплохо зарабатывал для простого пролетария и до 1917 года, выезжая с артелью котельщиков в самые разные уголки империи. Но, подобно многим, после революции он сделал выбор в пользу большевиков, приняв участие в Гражданской войне на их стороне. Вряд ли это был сознательный выбор марксизма и коммунизма, скорее ситуативное решение, основанное на осознании того, за кем сила, и на вере в возможность быстрого социального продвижения. В этом смысле карьера Александра Ефимовича Крючкова была типичной для десятков тысяч советских лоялистов, поставивших на новый строй и от этого выбора не проигравших.

1937 год обошел семью Крючковых стороной, они жили в сравнительном достатке, Владимир мог учиться в старшей школе, и, как он сам вспоминал, утро 22 июня 1941 года началось с того, что он отправился с родителями на базар для покупки велосипеда. По тем временам двухколесная машина была немыслимой роскошью, пределом мечтаний для подростков. Так что причин для недовольства советской властью у него с родителями не имелось.

Впрочем, правильное происхождение (отец — рабочий-большевик, мать — из крестьян) вовсе не предрешало успешной карьеры. Если один из братьев Владимира стал офицером-летчиком и погиб в самом начале войны, то другой брат и сестра выросли социально неблагополучными. Сестра спилась и попала в тюрьму. «Темным пятном», еще более «потемневшим» после 1941 года, было происхождение бабки по отцу — она была из поволжских немцев, которые проживали неподалеку от Царицына. Бабушка, словно предчувствуя будущие проблемы, упорно отказывалась учить внучка своему родному немецкому языку, о чем он впоследствии жалел.

В 1941 году Владимиру Крючкову исполнилось 17 лет (он родился 29 февраля 1924-го, в високосный год, так что «нормальный» день рождения мог справлять только раз в четыре года). Его одногодки составили поколение, почти полностью выбитое войной, но Владимиру повезло: поскольку в начале войны он еще не подлежал призыву по возрасту, то пошел работать на оборонное предприятие — отцовский завод «Баррикады», на который распространялась бронь. Когда осенью 1942-го немцы подошли к Сталинграду, Крючков вместе с заводом эвакуировался сперва на левый берег Волги, а в ноябре — вверх по реке в Горький. Правда, он успел застать бомбежки и обстрелы и даже, по его словам, был немного контужен. Так что сказать, что он совсем пороху не нюхал, о нем нельзя. Какое-то время он пробыл в прифронтовой зоне.

Конечно, когда большинство ребят его возраста ушли на войну и многие с нее не вернулись, Крючков не мог не ощущать себя дискомфортно, хотя никаких претензий быть к нему не могло — он трудился на оборонном предприятии, все было по закону. Тем не менее еще несколько десятков лет мужчины его поколения делились на тех, кто воевал, и кто не воевал, на фронтовиков и не фронтовиков.

В апреле 1943 года Крючков вернулся в полностью разрушенный Сталинград, а летом того же года его перевели на комсомольскую работу. Он стал комсоргом Особой 25-й строительно-монтажной части Министерства по строительству СССР в Сталинграде. Через год он уже был первым секретарем райкома ВЛКСМ Баррикадного района Сталинграда. Такой быстрый взлет и само попадание в аппарат можно объяснить и социальным происхождением, и личными качествами. Начальство, наверное, заметило в девятнадцатилетнем Крючкове некие задатки руководителя. Следует также учитывать страшный кадровый дефицит того времени — большинство молодых парней были на фронте, образовательный уровень молодежи оставался низким, так что выбирать было особо не из кого.