Где ты, судьба моя? - [34]

Когда раздался звонок в дверь, она заканчивала макияж. Бросив взгляд в зеркало, она побежала открывать.

Падди смотрелся королем в своем легком сером костюме, бледно-голубой рубашке и шелковом галстуке. Волосы у него были аккуратно причесаны. В руках он держал букет темно-красных роз. С порога он изрек с очаровательной улыбкой:

— Сексу бой, дорогу розам! К тому же эти розы напоминают мне твои рыжие волосы.

— Темно-красные, — поправила Брайди. — Но они прелесть, спасибо, Падди.

Он бросил на нее взгляд.

— Я слишком рано? Ты еще не оделась?

Брайди не заговорила, а затараторила, потому что, когда Падди оказался здесь во плоти, она вдруг смутилась, испугавшись, что ее затея слишком сумасбродная.

— Пару лет назад я разок-другой ходила на курсы кройки и шитья, но поняла, что мне легче остаться один на один с питоном, чем с машинкой Зингера. А это плод, так сказать, мимолетной любви, поскольку трудно испортить то, что состоит всего из двух швов и может висеть свободно.

На ней было длинное свободно свисающее платье с крупным рисунком из коричневых и желтых диких орхидей. Рукава были тоже широкими и свободными, а горловина, хоть и не идеально скроенная, потому что она не совладала с косой бейкой, обнажала шею до самого изгиба, где она переходит в плечи. Золотые обручи в ушах ловили свет; волосы ниспадали сплошной вьющейся массой.

Падди кашлянул, пытаясь соблюдать дистанцию между ними.

— С твоими пурпурными ногтями на ногах это полный отпад, — произнес он. — У нас уйма времени. Вечерние сеансы, как правило, начинаются после девяти. У меня в машине газета. Просмотришь по дороге.

Еле шевеля пересохшим языком, Брайди спросила:

— Ты заказал столик?

Падди кивнул.

— У Брайтона, это около гавани.

Брайди решила, что пора брать инициативу в свои руки или пустить все на самотек и ни о чем не думать.

Что она за женщина? Уж во всяком случае, не из тех гусынь, которые боятся, как бы чего не вышло.

— Мне надо позвонить, — сказала она, беря телефонную книгу с полки и отыскивая номер ресторана Брайтона. Когда ее соединили с рестораном, она спросила, забронирован ли у них столик на двоих на имя мистера Корнби. Услышав положительный ответ, она сказала, что, к сожалению, они сегодня быть не смогут, поскольку их ждут в другом месте, но они обязательно посетят их в следующий раз. На этом разговор закончился.

Падди не шевелясь стоял у дивана. Брайди быстро проговорила:

— В холодильнике бутылка белого вина. Не соблаговолишь ли открыть, а я пока принесу чипсы и бокалы?

Падди ничего не ответил. Он уставился на нее с ошеломленным видом.

— Ну что же ты?

Падди провел пальцем между воротником и шеей, словно он ему жмет.

— Что происходит, Брайди?

— Вино, Падди.

Она уже не раз видела, каким находчивым и стремительным для своих габаритов он может быть, но сейчас он был воплощением неуклюжести. Он умудрился наскочить на кресло. Она пошла вслед за ним на кухню, молясь про себя, чтоб он не услышал, как у нее урчит в животе от волнения. На стойке стояли заправка для салата, буханка чесночного хлеба и пакет дикого риса, а также большая деревянная чашка с чипсами с луком и еще чашка с соусом. Но Падди смотрел не туда, он уставился на лимонный пирог на противне, остывающий у плиты. Пирог был само совершенство, пышный, с румяной корочкой.

— Это ты для меня сделала? — спросил он голосом, которого она еще не слышала.

— Да. — Она на всякий случай прижалась спиной к стойке, надеясь, что он сам сообразит что к чему. — Филе из форели замариновано, можно жарить на решетке. Падди, тебя это не шокирует? Как ты на это смотришь? Ты не против?

Он смотрел на нее сверху вниз. Она знала, что щеки у нее пылают и глаза блестят, но, насколько страдальчески поджаты у нее губы, она видеть не могла.

— Нет, — произнес Падди как-то странно. — Не против.

— Я вот что еще хотела сказать, — неверным голосом проговорила Брайди. — Я люблю Крис, она моя дочь. Как я могу не любить ее? Но сегодня это не вечер Крис. Это наш с тобой вечер.

— Наш с тобой, — повторил Падди все с таким же отсутствующим видом. А потом решительным шагом, словно чувствуя необходимость действия, шагнул к холодильнику, извлек оттуда бутылку вина, открыл ее и налил вино в два бокала, стоявшие на стойке. В его жестах не было свойственной ему обычно элегантности.

Он вдруг заговорил каким-то чужим голосом:

— Это, конечно, и само собой ясно, но я хотел бы все-таки сказать. Если мы сейчас будем любить друг друга, назад дороги нет, мы уже ничего не сможем переменить. Ты уверена, что хочешь этого?

Она вдруг почувствовала, что он говорит не столько для нее, сколько для себя.

— Да… да, — прошептала она, — а ты?

Он протянул ей бокал и произнес:

— За то, чтобы переплыть все стремнины!

— За покорение вершин!

Впервые за это время Падди улыбнулся.

— Ты должна кое-что обо мне знать. Я терпеть не могу подниматься даже по лестницам.

— А я терпеть не могу сталкиваться с вооруженными бандитами, Падди, — парировала Брайди и сделала глоток.

Падди взял бокал у нее из рук, поставил его на стойку и обнял ее. Его охватила дрожь, когда он почувствовал, что у нее под платьем ничего нет. Нагнувшись к ней, он поцеловал ее со стоном, как человек, голодавший долгое время и вдруг увидевший стол, ломящийся от яств, которые ему и не снились.