Стоя в дверях детской, Агнес наблюдала за мужем, который наклонился, чтоб положить Николаса Гаролда Эванса обратно в кроватку. Большие руки Гаролда были необыкновенно нежны, а за последние два месяца он поборол первоначальный страх, что может навредить ребенку своими прикосновениями.
Гаролд любил своего сына. Агнес поняла это в тот самый момент, когда он взял малыша на руки — всего через пять минут после родов. Одного взгляда на преобразившееся лицо Гаролда, где смешались благоговение, радость и гордость, было довольно, чтобы глаза ее наполнились слезами…
— Ник выглядит толстым и счастливым, — сказал он, обнимая подошедшую жену за талию.
— И необычайно красивым, — довольно согласилась она.
— Ну, до матери ему далеко.
Агнес повернулась в кольце его рук.
— Но у меня несколько испортилась фигура и…
Гаролд прикрыл ей рот ладонью и прошептал:
— Милая, ты могла бы быть на девятом месяце беременности пятью близнецами, и тогда я все равно не переставал бы утверждать, что ты — прекраснейшее создание на земле!
— Правда? — спросила Агнес.
— Правда. — Он прижался лицом к ее шее. — Идем, я сделаю все возможное, чтобы доказать тебе это. В очередной раз.
— Только не сейчас. Ты забыл, что должны приехать Марк и Тереза.
Гаролд засмеялся, лаская изгибы ее бедер под шелковым халатом.
— Что-то они зачастили к нам со дня рождения внука.
— Не знаю, кто из них хуже — твой отец или моя мать.
— Пожалуй, оба хороши. — Гаролд огляделся. — Конечно, им еще и дом нравится.
— Дом тут ни при чем!
— Однако он и тебе нравится, Агнес. Разве нет?
— Я его обожаю, — призналась она.
Они купили загородный дом восемнадцатого века с двумястами акрами земли всего в часе езды от Лондона. Дом продавался вместе с хозяйственными постройками, лугами и целой сетью тропинок для верховой езды. Аларих и Испанец здесь уже успели освоиться — таков был дар Марка по случаю рождения внука.
— И я всегда мечтала о камине в спальне, — добавила Агнес.
— Даже когда я у тебя под боком? — проворочал муж.
— Ага. — Она обняла его за шею, с улыбкой глядя в темные, такие же, как у сына, глаза. — Я уже говорила сегодня, что люблю тебя?
— Ты говорила, как обожаешь этот дом. Но не припомню, чтобы упоминала обо мне.
— Тебя я тоже обожаю. — Глаза ее сняли, когда она тихо произнесла: — Гаролд, не знаю, может ли кто-нибудь быть счастливее меня.
Лицо его дрогнуло. Со смирением, столь ему несвойственным, он спросил:
— Ты действительно счастлива со мной?
— Конечно да.
— Вовсе не «конечно»…
— О, Гаролд, прошлое осталось позади! Посмотри, как много мы изменили! Дом, который нам обоим нравится. Замечательный сын. И… — она лукаво улыбнулась, — и ты, который наконец научился говорить женщине: «Я тебя люблю»…
— Не женщине, а только тебе, Агнес…
Она опаздывала. Опаздывала страшно. Подъездная дорога к «Максвелл-холлу» была одной из тех загородных дорог, которые, кажется, тянутся бесконечно. Раздраженно вздохнув, Агнес Кирби вытерла влажный лоб и попробовала расслабиться. Вдобавок ко всем неприятностям вот уже четверть часа ее автомобиль окружали «даймлеры» и «ягуары»: в них ехали приглашенные на свадьбу гости, которые никуда не опаздывали. К тому же одетые в вечерние костюмы и платья.
На Агнес же, сидевшей за рулем взятого в аэропорту синего «ровера», был тот же костюм, что и двадцать четыре часа назад, когда она улетала из Кувейта. Скромный костюм из зеленого льна и так не очень-то ей шел, а теперь он вдобавок измялся. Плюс блузка со стоечкой и ничем не примечательные туфли-лодочки, от которых уже ныли ноги.
Никакой косметики. Ночь без сна. И ничего хорошего в перспективе ближайших часов.
Агнес опаздывала на свадьбу своей матери. На пятую свадьбу, если быть точной. На сей раз мать выходила замуж за Марка Эванса. У этого человека был уже взрослый сын по имени Гаролд, которого Тереза, мать Агнес, по ее собственным словам, просто боялась. Гаролд должен был быть шафером, Агнес — подружкой невесты.
Последние четыре дня Агнес вела переговоры с нефтяными магнатами. Ей ли бояться какого-то плейбоя из Лондона!
Венчание было назначено на шесть вечера, а сейчас часы показывали уже пять минут пятого. Произойдет настоящее чудо, подумала Агнес, если мне удастся добраться до поместья Эвансов и меньше чем за час превратиться из замарашки в блистательную подружку невесты. Ведь подружке невесты положено блистать? Или это привилегия невесты?
Агнес не знала. Она никогда не была невестой, и подобное положение дел ее устраивало. Пусть мать невестится.
Вдоль дороги высились древние дубы, зеленые обочины походили на бархат, а заборы — мили заборов — сияли непорочной белизной. Вот так сюрприз, ехидно подумала она. Законченный романтик Тереза ни разу в жизни не вышла замуж за бедного человека!
За заборами тянулись поля, где мирно паслись лошади и жеребята, и на секунду Агнес забыла, что опаздывает. Ведь может она в конце-то концов получить хоть немного удовольствия от этой свадьбы — проехаться на чистокровной лошади!
Свадьба эта и в самом деле приводила ее в ужас.
Нервы Агнес были уже на пределе, когда дорога сделалась шире и превратилась в полукруглый подъезд к дому: тут росли ухоженные кусты и стояли статуи. Сам дом представлял собой внушительный особняк с великим множеством ставней и каминных труб. Не обращая внимания на двух молодых людей в форменной одежде, которые направляли машины парковаться куда-то под деревья, Агнес затормозила у обочины в двадцати футах от входа, выбралась наружу, захватив с заднего сиденья чемодан и пластиковый чехол с платьями.
