Где ты, счастье мое? - [145]

— «В ад попал…» Тоже мне, бригадир, — фыркнула девушка-счетовод.

— С сегодняшнего дня он не бригадир, — сказал Харитонов, — Пал Палыч, если кто позвонит, скажи что мы с парторгом поехали на ток второй бригады, а оттуда прямо — в Кучкумбал. Придется, Екатерина Павловна, провести бригадное собрание, поговорить с народом.

— Максим Игнатьевич, довольно вам со мной нянчиться. Собрание мы и без вас проведем.

Они обменялись долгим взглядом. Серые глаза Харитонова потеплели.

— Ну что ж, давай, комиссар, действуй.

ПОЛИКАРПОВ, ДА ДРУГОЙ

В Кучкумбале петров день был в разгаре.

Единственная, прямая, как стрела, улица, густо заросшая топтуном-травой, казалась пустынной. Но так только казалось. Время от времени то из одних ворот, то из других выйдет шумная ватага подвыпивших, разодетых по-празничному, мужиков и баб, с песнями и приплясыванием пройдет несколько дворов и хлынет в ворота, гостеприимно распахнутые хозяином, по обычаю зазвавшим сельчан к себе. Тотчас изба наполнится шумом, песнями, а если где пиликает гармошка или голосит волынка, то и дробным переплясом.

На Качырий так и пахнуло далекой стариной. До чего же, оказывается, живучи старые привычки.

Вспомнился разговор с Харитоновым по пути на молотильный ток второй бригады, где он остался, поручив шоферу подбросить её до Кучкумбала. Максим Игнатьевич с горечью говорил:

— Почему-то получается, что бороться с религиозными праздниками и разного рода предрассудками должны только мы, активисты села. Ни один партийный пли советский деятель даже районного масштаба, не говоря о более высоких должностных лицах, не приедет в деревню, когда там религиозный праздник. А если появится ненароком, то спешит поскорее убраться. В первый год моей работы здесь, помню, приехал к нам Доронин, а с ним инструктор обкома партии. Увидели на поле комбайн и меня возле него, спрашивают, в чем дело. Казанская, говорю, запьянствовали люди, зерно отвозить некому. Прошу Доронина: поговорите с народом, вас тут знают, уважают, а я — человек новый. Доронин смотрит на инструктора, дескать, как? Тот заколебался, мол, как бы не нарваться на неприятности — подумают, что приехали справлять казанскую. Так на том и распрощались, даже в деревню не заехали. Побоялись подмочить свою репутацию. Потом, на ближайшем бюро, председатель райисполкома в пух и прах раскритиковал меня: у Харитонова, видишь ли, три дня люди пьянствовали, казанскую справляли, вместо того чтобы все силы бросить на уборку урожая. Чуть выговор не влепили… Ладно еще Доронин заступился.

Качырий вспомнила, как, работая в редакции, она собралась в один колхоз. Получила деньги, командировочное удостоверение. И вдруг ей говорят: «Нельзя туда ехать, там — Михайлов день». Пришлось изменить маршрут. Странно… Литсотруднику районной газеты зазорно появиться в деревне, когда там религиозный праздник. А вот парторгу колхоза не только можно, но и должно поехать в Кучкумбал, где по случаю петрова дня идет пьяный разгул…

У небольшого бревенчатого здания бригадного клуба Качырий отпустила машину. Нет, заезжать за ней не надо, придется заночевать.

Возле фанерного щита для афиш стояли Кузьма Филиппович и заведующая клубом, о чем-то спорили. Осипов обрадовался приезду парторга.

— Рассудите нас, Екатерина Павловна. Никак не могу убедить Анук, что сегодня надо демонстрировать Чапаева». Эту картину киномеханик привез по моему указанию. Правда, я просил что-либо об Отечественной войне…

— «Чапаев» у нас шел полгода назад, а «Крепостная актриса» идет впервые. Вот увидите, все придут, — настаивала девушка, даже вспылила. — В конце-концов я заведующая клубом

— Комсомолка? — спросила Качырий.

— Да. А что?

— Это наш новый парторг, — с запозданием отрекомендовал Осипов.

Анук несколько охладила свой пыл, суховато спросила, подчеркнуто обращаясь к Качырий.

— «Чапаева», что ли?

Видимо, она полагала, что секретарь парторганизации еще может в какой-то мере вмешиваться в клубные дела, но уж никак не агроном.

— Кино сегодня весьма кстати, — сказала Качырий. — Те, кто придет в клуб, глядишь, не выпьют лишнюю чарку. А вот какой фильм демонстрировать, давайте подумаем. Прежде всего, чего мы хотим? Если мы хотим развлечь людей, повеселить, посмешить, то надо показать «Крепостную актрису». Люди придут навеселе и обратят внимание только на забавные ситуации этой музыкальной комедии. Если же мы хотим заставить их задуматься, напомнить, как их отцы и деды сражались за Советскую власть, за теперешнюю привольную жизнь, которую они, кучкумбальцы, топят в стакане самогона, то надо дать «Чапаева».

— Я об этом не подумала, — смутилась Анук.

— Я тоже бы не подумала. Спасибо Кузьме Филипповичу, надоумил.

Откровенность Качырий сгладила острые углы, все почувствовали себя легко, непринужденно, словно между ними не было никаких разногласий.

Вечером жители Кучкумбала и двух других деревень, входящих в третью бригаду, потянулись в клуб. Киномеханик, пристроившись возле крыльца за маленьким столом, продавал билеты. Анук пропускала людей в зрительный зал, уговаривала не напирать: до начала сеанса еще целых полчаса. Качырий сидела у открытого окна в тесной каморке заведующей клубом, просматривала план работы и с удовольствием прислушивалась к разговорам колхозников.