Где ты, счастье мое? - [143]

Не помня себя, Харитонов схватил пьяного за шиворот, отбросил в сторону. Сакари Петр шмякнулся на пол.

— А? Вот вы так! — он матерно выругался, привстал, угрожающе повел налитыми кровью, бешено вытаращенными глазами, ища, чтобы ухватить, потянул на себя табурет, по Харитонов снова опрокинул его, завернул руки.

— Откройте подполье!

Через минуту пьяный бригадир был спущен в неглубокое подполье. Некоторое время он еще продолжал бушевать, изрыгая проклятия и угрожая расправой. Тыкался в пол, видимо, потеряв лаз, потом принялся петь и, наконец, затих.

— Пусть проспится в холодке, потом мы с ним поговорим, — сказал Харитонов.

Он уже совсем собрался уходить, когда в правление прямо-таки ворвалась заведующая медпунктом Серафима Никитична. Всегда приветливая, обходительная, сейчас она выглядела злой, раздраженной. У Харитонова екнуло сердце: опять что-то стряслось.

— Вы ко мне?

— К вам.

Харитонов пригласил её в кабинет, предложил сесть, га отмахнулась, заговорила горячо, напористо.

— Когда мы покончим с бродячими собаками? В городах их ежегодно отлавливают, а у нас… Сколько раз напоминала в беседах: имеете собаку, держите её на привязи. Так нет же, целыми стаями бродят!

Харитонов откинулся на спинку стула, устало сомкнул веки. В голове у него все перемешалось: косилки, жатки, водовозные бочки, зерносушилка, приезжие монтажники, петров день, кучкумбальский мариец, собаки… Рыжие, пестрые, черные, белые, хвостатые, бесхвостые…

— Вы меня не слушаете?

— Слушаю. Что случилось с этими… собаками?

— Да не с собаками! Мальчонку пятилетнего собака покусала. За ножонку цапнула.

Харитонов грудью навалился на стол, сердце сковал страх. Вспомнилось, ведь и его Еленка то и дело выбегает на улицу поиграть с ребятишками, где уж старушке — няне уследить за этой непоседой.

— Чей мальчонка?

— Соколовых.

— А собака чья?

— Откуда ребенку знать. Говорит, рыжая собачка укусила. Ладно хоть антирабическая вакцина в запасе есть. Шутка ли, двадцать уколов в брюшную мышцу, такому-то малышу.

— Зачем же двадцать…

— А может, она бешеная, раз на ребенка кинулась? Вот я и спрашиваю: когда мы покончим с собаками? Будем ждать, пока всех детей не покусают?

— Сейчас возьму ружье и пойду стрелять собак. — сквозь зубы мрачно сказал Харитонов. — Серафима Никитича, кто я — председатель колхоза или охотинспекция, а, может, ветнадзор? Черт его знает! Почему вы не идете с этим делом в сельсовет? В самом деле, осталось взять ружье и идти по деревням стрелять собак.

Харитонов еще не договорил, как в кабинет вошли две женщины. Одна держала на руках черноглазого мальчугана, другая крепко прижимала к груди рыжего, вислоухого щенка. Мальчуган нетерпеливо сучил босыми ножонками, одна из которых была чисто вымыта и перевязана бинтом чуть повыше пятки, тянулся к щенку, пытаясь погладить.

— Собак, говоришь, стрелять? — с ходу напустилась хозяйка щенка на председателя. — На, возьми вот этого песика, что хочешь с ним делай, а мать его не тронь, она двор сторожит. Ишь, какой нашелся, чужих собак стрелять… Этак ты и кур перестреляешь… Где, в каком законе сказано, чтобы чужую скотину убивать? Покажи такой закон!

— Да разве это скотина…

— А что же тогда? Зверь, что ли? Звери в лесу живут, а собака — дома, возле человека. Ученый человек, а даже этого не понимаешь.

— Собаку надо держать на привязи, — строго сказала Серафима Никитична.

Ее замечание подлило масла в огонь.

— Болтаешь, сама не знаешь что. Она не корова, чтобы её навязывать, тогда и кормить её не надо. Собака должна везде бегать — во дворе и вокруг двора. А так что, привяжи её в углу, корми, еще домик ей построй… Тьфу! Еще, скажешь, на цепочке её по улице водить. Видела однажды в городе…

— Этот щенок, что ли, покусал мальчонку? — спросил Харитонов женщину с ребенком.

— Он самый. Ивук ему хвост клешами прищемил, вот он и тяпнул его за ногу.

Мальчонка засмеялся, показал на щенка, объяснил:

— Ему больно, он — тяп! — и мне больно. Обоим больно! — Ивук округлил глазенки. — Тетя, ему тоже надо животик уколоть!

Как ни был расстроен и раздосадован Харитонов, а все-таки не смог сдержать улыбку.

— Не мешало бы еще кое-кому «животик уколоть»

Серафима Никитична приняла замечание на свой счет, вспыхнула, хотела возразить, но её опередила мать Ивука.

— Скажи фершелу, пусть не делает больше уколов. Выдумала ведь, три недели, говорит, колоть буду. С ума сошла, наверно. Мало ли меня собаки кусали, ни в какие больницы не ходила и сейчас жива-здорова.

— Она бешеную собаку ищет, — подхватила вторая женщина. — Гляди, какой же он бешеный? Если бы ей самой клещами нос прищемить, она бы тоже не стерпела…

Харитонов схватил фуражку.

— Ладно, идите, разбирайтесь, кому там животик уколоть, а мне некогда!

Не успели женщины уйти, как появились Бахмановы.

— Что это за делегация? — удивилась Качырий.

— Не говори. С утра собираюсь во вторую бригаду, не могу вырваться. Константин Ильич, поезжай на ток, посмотри, как там. Может, дополнительно рабочая сила нужна. Я через часик подъеду.

— Мы хотели посоветоваться… Ладно. Катя расскажет, — Бахманов вышел.

Харитонов прошелся по кабинету.

— Что-то я хотел тебе сказать… Не помню, вылетело из головы.