Где ты, любовь моя? - [21]

Волны паники пошли на убыль, я успокоилась и впала в усталое оцепенение.

Оказавшись на улице, я почувствовала, как меня начинает одолевать любопытство. Я пошла по рю де Рэн по направлению к «Флер» быстро, нетерпеливо. На бульваре Сен-Жермен толкался народ. Рю Сен-Бенуа смахивает на главную улицу маленького городка - никто никуда не идет, все собираются кучками и стоят на месте. Я внимательно вглядывалась в лица на террасах кафе, как будто искала кого-то, потом зашла внутрь и с той же тщательностью оглядела людей за столиками, официантов, зеркала, лестницы. Затем вышла из «Флер» и направилась к реке. Время еще есть.

Детишки во «Флер» - чистенькие, опрятные, хорошо одеты. В этот весенний денек на них прекрасно пошитые спортивные куртки, чистые рубашки - хорошие рубашки, дорогие свитера, отутюженные брючки от Барберри. На девчонках - одежда из бутиков, кашемировые свитерочки, плащики от Эстрель, ботиночки от Куреж.

Другое поколение, война не гонится за ними по пятам. Из прежних официантов осталась от силы парочка. 1948 год канул в прошлое и стал далекой историей.

Клод. Я была несправедлива к нему. Единственный человек из прошлого, оставшийся со мной. Теперь знаменитый английский актер, он снова живет в одном квартале со мной, как и тогда, когда я жила на рю де Драгон, а он - на рю де Сен-Пер.

Мы с ним ни разу не обсуждали Милоша со времени моего приезда в Европу вместе с Гевином и двумя малышами в подгузниках.

И только однажды, после рождения моего младшего сына, мы обменялись многозначительными, неловкими взглядами. Сестра моего мужа поинтересовалась, как мы собираемся назвать малыша. Имя мы, как обычно, заранее не припасли.

- Почему бы не назвать его Майклом? - предложила она.

Клод стрельнул в меня взглядом. Я почувствовала, как краска бросилась мне в лицо. Гевин, который наотрез отказывается подпитывать, как он выражается, «эту мистику», такой милый, такой добрый Гевин поднялся, налил всем выпить и начал выдвигать другие предложения «в честь валлийских дядюшек». Протянув мне стакан, он так нежно, с таким пониманием поглядел на меня, что у меня слезы на глаза навернулись.

В 1955 году Клод встретил нас в Саутгемптоне и довез до Лондона. Было так здорово видеть его снова. Он совсем не изменился - тот же безумный юмор, тот же дикий полет фантазии. Самый веселый человек на свете. Тем вечером, когда дети были уложены в кровать, а Гевин отправился позвонить матери в Уэльс, мы поглядели друг на друга, серьезно, без шуток, в глазах - ни смешинки.

- Я пытался найти его. От этих бородатых ублюдков помощи не жди. Грубияны. Они такого про него наговорили, и про тебя тоже. Один Алексис остался, этот милый родственничек. Я сидел попеременно в «Куполь» и в «Селект», пока он не объявился наконец. Я ведь его только раз видел и поэтому сомневался. Но это был точно он. Официант из «Селект» сказал мне, что это он. Вежливый такой. Милош уехал, говорит. И он не знает куда. Если хотите написать ему, пишите на адрес Алексиса, а он перешлет, если услышит что-то о брате. Я спросил у него адрес, и он знаешь что ответил, чертов ублюдок? «Селект», бульвар Монпарнас, Париж, 14.

Стыдно признаться, но я не съездил ему по морде. Просто попытался переубедить его. Но он только усмехался, наслаждался своим положением, гаденыш. Сама знаешь, как мальчишка, который крылья мухе обрывает. А потом заявил: «Кароле никогда в голову не приходило, что Милош, быть может, уже по горло всем этим сыт?» Должен признаться, это поставило меня в тупик. Ублюдок.

Мы помолчали немного.

- Знаешь, - подвела я итог, - в этом нет никакого смысла. Он мог бы и написать. Даже если это правда, он все равно написал бы. Ерунда какая-то. Я оставила ему адрес Тора. Он не слишком хорошо себя чувствовал, когда я уезжала из Парижа, - этот кашель, да еще простуда, которая никак не желала излечиваться… «Отель дю Миди» к тому времени закрылся, помнишь? Мы снимали комнату на Месье-ле-Пренс, да и то временно. В семинарии он уже несколько месяцев не появлялся, но договорился с одним другом, что тот будет пересылать его почту туда. Серж, так того мальчика звали. Думаю, ты его не знал. Серж. Он велел мне писать Сержу, потому что не знал, в какой отель переедет. А ты в Лондоне был. О господи! Если бы ты не уехал в Лондон, он наверняка повидался бы с тобой, я в этом просто уверена. Это все Алексис, чует мое сердце. Но как ему удалось? Как он заставил Милоша слушать его? Какие слова нашел? Милош ведь был таким упрямым… Помнишь его, Клод? Его так просто с намеченного пути не сбить. Он знал, что я люблю его… он знал, знал… - Я заплакала.

- И все еще любишь его, - долетел до меня голос Клода, низкий, неверный.

Я не ответила. Да этого и не требовалось.

Это было в 1955 году. С тех пор мы ни разу не говорили о нем. Я любила Гевина, но по-другому. Жизнь била ключом, четверо детей. Мы просто никогда больше не говорили о нем, и все тут.

На рю Бонапарт, по пути к реке, меня снова охватил страх. Что известно Клоду? Зачем он летит сюда, в Париж? На глаза навернулись слезы, улица поплыла. В голове у меня крутился один вопрос, крутился и крутился, как огненное кольцо в темноте. Кто поступил так со мной, кто искалечил меня, кто разрезал мою душу надвое? Где теперь Алексис? Кто сделал это, кто, если не я?