Где папа? - [33]
Я обрадовалась, но потом снова сжалась в комок. Мне было страшно звонить. Вдруг я забуду сказать что-то важное и нас не пустят к папе из-за меня?
Я стала шёпотом повторять имя папы, его фамилию, год рождения. Отряд. Вроде всё помню. Но всё-таки — вдруг? И где Костя, сколько можно пить чай?!
Мокрой от волнения ладонью я схватила трубку.
— Говорите, — строго сказала дежурная.
Я назвала имя, фамилию и отряд и вдруг поняла, что забыла год рождения! Ой!
— Год? — нетерпеливо спросила дежурная.
— Сейчас… Извините…
Я схватила себя за прядь волос, дёрнула изо всех сил, но не помогло.
— Так какие там грибы, — сказала дежурная, — я опята за грибы не считаю, никогда их не беру.
Она сказала это кому-то другому, но их домашняя болтовня совсем сбила меня с толку. Какие грибы? Год надо вспомнить!
За моей спиной занервничали и заворчали, но, к счастью, вошёл Костя. Он крутил на пальце автомобильные ключи. Я посмотрела на него, вспомнила, как они с мамой ругались из-за того, где ставить машину, вспомнила, как мама учила меня, маленькую, запоминать их года рождения. «Папа родился седьмого числа восьмого месяца пятьдесят шестого года! Запомни, Лиза! Семью восемь — пятьдесят шесть!»
— Пятьдесят шестого, — выпалила я в трубку.
— Да нашли уже, — отозвались там, — ждите, пока начальник подпишет.
— Справилась? — спросил Костя, когда на деревянных ногах я подошла к нему.
— Ага…
Я хотела сказать ему: «Спасибо, что пришёл», но боялась, что он не поймёт.
У начальника тюрьмы
Кабинет начальника был в соседнем здании. Когда я шла по мрачным коридорам, вдоль запертых кабинетов, я наконец поняла, на что похожа тюрьма.
На больницу. Свои порядки, свои правила, всё решают главные — врачи или начальники тюрем, а самое важное — не выпускают, пока не сочтут нужным. Я содрогнулась. Аппендицит мне удалили пять лет назад, но я до сих пор помню, каково это: лежишь в четырёх стенах и не знаешь, когда тебя выпустят, а все приходят тебя навещать и уходят домой — спать в своих кроватях. Вот только разница: меня-то за дело в больницу положили, а папа как сюда попал…
Я нашла маму в толпе тех же самых тёток и дядек, они опять создали новую очередь и нервно поглядывали друг на друга. Были и те, кто ещё по телефону не звонил, а решил сначала подписать у начальника тюрьмы. Например, у окна стоял старый таджик со слезящимися красными глазами и грустно смотрел на очередь. Мама была вторая и поэтому не слишком волновалась.
Мы с ней тоже подошли к окну, и таджик стал грустно смотреть на меня.
— Видишь, — показала мама, — вон там, между заборами, — полоса? Там земля.
Я не видела, но кивнула.
— Они её рыхлят каждый день.
— Ой, — подключилась одна из накрашенных тёток, подойдя к окну, — а я видела, как рыхлят. И спрашиваю у одного: огурчики, что ли, сажаете? Весной дело было. А он, знаете, усмехнулся и говорит: «Ага… Огурчики…»
— А что на самом деле? — спросила я, увидев наконец эту землю.
— Контрольно-следовая полоса, — объяснил подошедший Костя.
— Чтобы следы было видно, если кто-то убегает, — прошептала мама.
— А ты откуда знаешь? — спросила я Костю.
— Книжки про пограничников в детстве читал.
— А вон…
У мамы вдруг пропал голос.
— Чучело, — тихо сказала она.
Правый уголок её губ пополз вверх, словно она собиралась улыбнуться, да так и застыл. Она показала на пугало рядом с контрольно-следовой полосой. У пугала не было головы, зато оно было наряжено в просторную серую рубаху.
— Одето как…
У мамы снова перехватило дыхание, а меня окатило ужасом с головы до ног, и я ничего не стала переспрашивать.
Люди тем временем заволновались, загалдели, кто-то выкрикнул: «Без подписи можно, надо только опять позвонить!» И все устремились к лестнице. А окно, у которого мы стояли, было как раз около лестницы. Мама схватила меня за руку и потащила вперёд, и нам удалось первыми выбраться из здания. Рядом с нами бежал таджик со слезящимися глазами, который тоже стоял у окна.
— Давай, обгоняй его! — велела мама и толкнула меня вперёд. — Надо первыми позвонить!
Я ускорила шаг. Таджик тоже. Мы не смотрели друг на друга, но быстро шли вровень.
— Обгоняй! — крикнула мама сзади, а мне вдруг стало так стыдно, так неудобно обгонять человека, бегущего рядом. Да ещё и человека со слезящимися глазами. Я никогда не могла никого обгонять, никогда! На школьных соревнованиях я всегда последняя приходила. Ну не могу я никого обгонять, мне это стыдно!
Не доложила мне мать-природа ген обгона, видимо, дефективная я.
Все эти мысли ворохом неслись в моей голове, а я просто быстро шла рядом с таджиком. Накрашенные тётки вообще бежали к комнате ожидания, срезав угол лужайки.
— Что ты творишь? — с отчаянием крикнула мама откуда-то сзади, но я всё равно не могла заставить свои деревянные ноги двигаться быстрее.
— Ну ладно, ладно, — пробормотал таджик, почему-то улыбнулся, но шаг не сбавил.
— Меня мама убьёт, — пискнула я скорее себе, чем ему, да он и не услышал.
У самой комнаты он неожиданно притормозил и пропустил меня вперёд. Не глядя на меня, улыбаясь.
— Спасибо, — выпалила я и рванула к телефону.
Досмотр
Костя помог затащить большую клетчатую сумку и пакеты с едой и вещами в проходную, объяснил, где будет меня ждать, — мама оставалась на три дня, а моё посещение кончалось через четыре часа, — и ушёл.
Каждое лето я провожу в небольшом селе Аксиньино, под Звенигородом. Однажды я услышала историю о девочке из соседней деревни, которая пыталась навещать бабушку-соседку. Казалось бы, что тут такого? Однако на девочку ополчились все: и родители, которые считали, что она напрасно теряет время, и друзья, которые не видели смысла в том, чтобы ходить в гости к чужому пожилому человеку. Девочка взбунтовалась, но родители настояли на своём: она не должна тратить время на то, без чего, по их мнению, можно легко обойтись.
Повесть Юлии Кузнецовой «Дом П» – это рассказ о самой обычной семье, с мамой, папой, двумя дочками и бабушкой. Папа Сережа и мама Таня ходили на работу, Вика – в школу, Тина – в сад. А бабушка Женя сидела дома. Она была очень доброй, заботливой и больше всего на свете боялась огорчить сына, папу девочек, ну и, конечно, остальных членов семьи. Например, чтобы никого не пугать, она не говорила, что вообще-то не сериалы смотрит, а занимается боксом. Однажды папа встретил своего одноклассника, и тот рассказал ему, что он теперь директор одного чудесного места, где старички и старушки могут отдохнуть от забот.
«Курсы и море» – эти слова, произнесённые по-испански, очаровали старшеклассницу Машу Молочникову. Три недели жить на берегу Средиземного моря и изучать любимый язык – что может быть лучше? Лучше, пожалуй, ничего, но полезнее – многое: например, поменять за те же деньги окна в квартире. Так считают родители.Маша рассталась было с мечтой о Барселоне, как взрослые подбросили идею: по-чему бы не заработать на поездку самостоятельно? Есть и вариант – стать репетитором для шестилетней Даны. Ей, избалованной и непослушной, нужны азы испанского – так решила мать, то и дело летающая с дочкой за границу.
Эта книга — сборник весёлых рассказов о девчачьей дружбе. Хорошо, когда подружка рядом и готова прийти на помощь. Тогда и к зубному идти не страшно, и с грудным младенцем справиться пара пустяков, и любая диета нипочём. А если случается ссора, то за ней всегда следует примирение. Ведь у настоящих подружек, как поётся в известной песне, всё пополам: и огорчения, и радость.Для читателей среднего школьного возраста.
Гришка невыносим, а мама его постоянно поддерживает! В этом Маша уверена на все сто. Маша — вредина, которая вечно маме поддакивает! В этом ни капли не сомневается Гришка. А мама считает, что у нее замечательные дети, пусть с ними и не всегда просто. Гришка и Маша — брат с сестрой, которые ссорятся и мирятся по три раза на дню. Даже на каникулах, даже любуясь красотами Старого города и Домским собором, даже когда оба уже и ссориться устали, и мириться. Следить за их весёлыми каникулами в Риге именно поэтому так увлекательно: энергия у обоих не заканчивается, а умение попадать в забавные истории — только развивается день ото дня! Зоопарк, музей шоколада, купание в ледяной Балтике — развлечений у Маши, Гришки и их родителей хоть отбавляй.
«Первое апреля» — сборник смешных рассказов о забавных проделках современных мальчишек и девчонок в школе и дома.Авторы этой весёлой книги — замечательные прозаики и поэты, пишущие для детей, лауреаты многих литературных премий Сергей Махотин, Тамара Крюкова, Елена Габова, Анна Никольская, Владимир Борисов, Юлия Кузнецова, Анна Игнатова, Дмитрий Сиротин.Для среднего школьного возраста.
В сборнике рассказов и повестей: «Настойчивый характер», «О нашем друге Рауфе», «Секрет Васи Перункова», «Абдуджапар», «Дорогие братья», «Подарок», рассказано о героической работе учащихся ремесленных училищ на фабриках и заводах в годы войны. Художник Евгений Осипович Бургункер.
Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.
Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.
В непримечательном маленьком городишке, где-то под Костромой жизнь давно расстроилась и теперь больше походит на горячечный сон. Жители ищут мифический метеорит, выращивают анаконд в бане, играют в американский футбол и сжигают собак на погребальных кострах.Вокруг города зияют в земле необъяснимые и зловещие провалы, будто по инерции из старых шахт продолжают взлетать ракеты. А главный герой Никита Слащёв выбирает между жизнью и смертью.
Коля Кашкин и другие слегка взрослые герои этой повести подолгу живут в больнице. Никто из них не выписывается оттуда навсегда. Все возвращаются — рано или поздно.Писатель Николай Назаркин едва упоминает диагнозы, совсем не описывает болезненных процедур, больничной тоски и страхов: его интересует жизнь. Занятия, приметы, привычки и фантазии неунывающих пациентов детской больницы колонистов Мандариновых островов.