Гавел - [189]

Между жизнью и смертью

В Граде он потерял жизнь.

Людвик Вацулик

Первый период пребывания Гавела на посту президента Чехии прошел не только под знаком борьбы за выживание его политического мировоззрения, но и под знаком серьезных личных испытаний. Все эти пять лет Гавел провел, практически не выходя из состояния легкой депрессии, которая повлияла и на его оценку окружающей действительности, и на качество жизни. На политическом уровне он сталкивался с новым балансом сил в стране, с постоянными несправедливыми обвинениями и со значительным возрастанием роли денег в политике, в отношениях между людьми да и в обществе в целом. Его уныние было тем сильнее оттого, что он полагал (оправданно или нет – это другой вопрос), будто несет за это ответственность, будто должен этому сопротивляться. В своем, кажется, последнем обширном интервью 11 ноября 2011 года – телевизионном «взаимном допросе», устроенном им и его бывшим тюремным сотоварищем, новым пражским архиепископом (а вскоре и кардиналом) Домиником Дукой друг другу, – своей самой серьезной ошибкой на посту президента Гавел назвал недостаточно энергичное продвижение им его собственного представления о гуманном и нравственном обществе[959]. Большинство людей, впрочем, считало, что делал он именно это.

Мог ли он сражаться со все возраставшими корыстолюбием, коррупцией и индивидуальным эгоизмом более действенно? Может, и да, но не в качестве президента, ограниченного статьями конституции, рамками своей должности и неблагоприятной политической средой. Чтобы попытаться сделать это, ему следовало – и именно в этом заключаются суть и смысл критических замечаний тех, кто говорил, что он задержался на посту президента, – вернуться к силе бессильных и повести борьбу вовне политической системы. Благодаря свойственному ему сочетанию творческих способностей, смирения и упорства он, возможно, был бы в конце концов услышан, однако это могло продолжаться еще пару десятков лет, а он, между тем, чувствовал, что этих двадцати лет у него нет. Он не замолчал, но теперь его протесты звучали несколько донкихотски.

Ухудшилось и его физическое состояние. Спортсменом с железным здоровьем Гавел никогда не был. Держался он за счет двух (порой) выкуренных в день пачек сигарет, крепкого алкоголя, большого количества белого вина и все большего количества медикаментов, что выписывал ему личный врач. Вот список 1998 года: стилнокс (снотворное), парален, алнагон или атоналгин (все – болеутоляющие), ананасный Power Drink (кофеиновый энергетический напиток), оикамид (стимулятор) и «волшебные белые пилюльки для хорошего настроения» (?)[960]. Он принимал стимуляторы, когда чувствовал усталость, успокоительное, когда не мог заснуть, и еще какое-нибудь снотворное, когда просыпался среди ночи. Через несколько недель такой жизни у него наступал частичный коллапс, чаще всего проявлявшийся в виде заболевания дыхательных путей, и ему требовалось немедленно отправляться в Ланы или в Градечек, чтобы восстановиться[961]. В канцелярии из-за сотен иных дел заняться писательским трудом он не мог, так что писать ему приходилось только в дни отдыха, причем это превратилось для него в борьбу, которой он страшился. Если лучшие его произведения, созданные за время, когда он был президентом Чехословакии, можно отнести к вершинам мировой эссеистики, то в дальнейшем его язык стал несколько вымученным, мысли нередко повторяли одна другую, а композиция лишилась прежней элегантности.

Строгая внутренняя дисциплина, помогавшая ему исследовать и разоблачать самые разнообразные мифы о человеческом уделе и обществе, тоже немного ослабла. Отстаивая крайне спорные постмодернистские позиции, как это, к примеру, было в июле 1994 года в Филадельфии[962], когда он подробно анализировал антропный космологический принцип[963] и гипотезу Геи[964], он напоминал даже самым что ни на есть доброжелательным слушателям «растерянного хиппи или, возможно, одного из тех помешанных теологов, что бродят по страницам романов Джона Апдайка»[965].

Споры вызывал и его график встреч. Хотя и сам Гавел, и его сограждане в первые годы его президентства наслаждались светом софитов во время визитов суперзвезд, приезжавших, чтобы особо отметить мировую известность и моральный авторитет хозяина Пражского Града, то теперь далеко не все гости казались желанными. Когда в сентябре 1996 года дать свой первый концерт в чешской столице приехал Майкл Джексон, некоторые близкие друзья Гавела отговаривали его от встречи с именитым певцом, который чем дальше, тем больше попадал во власть собственных внутренних демонов. Однако гавеловское любопытство перевесило, и президент не только принял Джексона, но и пришел на его концерт.

Спустя месяц, когда в Прагу прилетел соученик Гавела Милош Форман с предпремьерной копией своего нового фильма «Народ против Ларри Флинта» (причем прилетел на личном самолете Флинта, где были сам Флинт и кинозвезды Вуди Харрельсон, Кортни Лав и Эдвард Нортон, а также журналист Кристофер Хитченс с женой Кэрол и их дочуркой Александрой), их встреча, напротив, едва не сорвалась. Находясь под впечатлением от скандальной славы главного героя фильма и от развязанной против него в американских СМИ истеричной кампании, во главе которой стояла легенда феминизма Глория Стайнем, практически вся президентская канцелярия взбунтовалась, живо представив себе святотатственную картину встречи президента правды и любви с издателем порнографического журнала «Хастлер» – да еще в святыне чешской государственности. Тут Гавел, разнообразия ради, нажиму поддался и приватный показ фильма в кинозале Пражского Града отменил.