Гавел - [113]

В воскресенье 15 января Вацлавскую площадь окружили отряды сил безопасности на бронетранспортерах, с водометами, немецкими овчарками и дружинниками из Народной милиции. Тем не менее на площадь прорвались около 5000 человек, скандировавших «Свободу, свободу!» Некоторые из них были задержаны, а несколько десятков, в том числе оператор западногерманского телевидения, избито[671]. Демонстранты выкрикивали «Да здравствует Гавел!», но на площадь сумел попасть только брат Вацлава, Иван. Вацлав Гавел вместе с другими наткнулся на кордон представителей безопасности, который выдавливал людей с прилегающих к площади улиц. Поняв, что дальше им не пройти, они обосновались в расположенной поблизости квартире Власты Храмостовой, где Гавел написал короткий репортаж очевидца обо всем, чему он был свидетелем[672].

В понедельник утром, к большому облегчению властей, казалось, что этот инцидент был всего лишь мелкой стычкой. На самом же деле он стал началом битвы за Вацлавскую площадь, которая продолжалась почти год и завершилась сокрушительным поражением властей. В три часа дня 16 января к статуе святого Вацлава подошла небольшая группка диссидентов, чтобы возложить цветы и зажечь свечи. Все последующее разыгралось в течение пары секунд. Спикера «Хартии» Дану Немцову, Сашу Вондру и еще двенадцать человек задержали, едва они показались в верхней части площади. Сотни сторонних зрителей, которых здесь в этот день было больше обычного, силы безопасности разогнали, применив дубинки и слезоточивый газ[673]. Между тем толпа протестующе скандировала: «Гес-та-по!» В течение часа площадь была зачищена.

Гавел, зная, что является одной из главных мишеней атакующих, держался несколько в стороне от демонстрации, а когда полицейская акция достигла наибольшего накала, из тактических соображений отошел еще дальше. Тем не менее за ним все это время следил сотрудник госбезопасности в штатском. И в тот момент, когда в трехстах метрах от статуи святого Вацлава, у пассажа «Альфа», Гавел покидал площадь, гебист дал знак двоим сотрудникам в форме, какими кишела вся площадь, задержать его. Гавела отвели в отделение Общественной безопасности, что на улице Школьской, и посадили в камеру предварительного заключения с четким указанием содержать его отдельно от диссидентов Давида Немеца, Петра Плацака и Станислава Пенеца, задержанных в тот же день. Он был обвинен в «подстрекательстве» (за то, что пытался помешать сжечь себя потенциальным самоубийцам) и в «оказании сопротивления представителям правоохранительных органов при исполнении их обязанностей» (за то, что он недостаточно быстро ушел с площади).

Но если режим полагал, что на этом дело закончилось (а кажется, именно так он и полагал), то на сей раз он страшно просчитался. Спустя сутки на площадь явилось вдвое больше народу. Иным и в голову бы не пришло публично отмечать годовщину смерти Палаха, но их всколыхнули известия о жестокости сил безопасности накануне. В отличие от участников предыдущих демонстраций, не все эти люди принадлежали к традиционной полуорганизованной оппозиции. Многие из них были студентами, многообещающими молодыми людьми из добропорядочных семей, у которых до тех пор на уме были в основном вечеринки, любовные похождения и мечты о карьере. В некоторых же случаях это были просто люди, возвращавшиеся домой после работы и примкнувшие к демонстрантам вначале из любопытства, а потом из чувства солидарности.

В этот раз представители безопасности не щадили никого. Когда выяснилось, что щиты и дубинки не помогают, из прилегающих улиц выдвинули водометы[674]. Стражи порядка не только разгоняли демонстрантов, но и преследовали их, когда те пытались убежать, и безжалостно избивали. Десятки молодых людей задержали, запихнули в автозаки и отвезли в отделение на той же улице Школьской, где их опять били, унижали и запугивали. Некоторых вывезли на служебных машинах за город и оставили там, замерзших, блуждать по проселочным дорогам. Когда ближе к вечеру площадь наконец опустела, по желобам вдоль тротуаров все еще текла вода из водометов. Потерянные в давке ботинки на мостовой напоминали потерпевшие крушение бумажные кораблики.

Разумные люди после такого держались бы подальше от статуи святого Вацлава до тех пор, пока страсти не улягутся, но «безумцы в лучшем смысле этого слова» возвращались обратно. В среду уже было похоже на то, что режим сдается. Люди пришли, требуя освобождения политических заключенных, прекращения оккупации и политических перемен. Когда они расходились по домам, за многими из них следили, а некоторых и досматривали сотни представителей спецподразделений сил безопасности, рассредоточенных вокруг, но никого не задерживали и не избивали[675].

Возможно, власти снова понадеялись, что по прошествии четырех дней решимости у протестующих поубавится. Однако когда в четверг на площадь снова пришли две тысячи человек, представители органов безопасности, которым ассистировали презираемые всеми дружинники из Народной милиции – «железного кулака рабочего класса» в дни захвата власти коммунистами, но сорок лет спустя скорее команды дядек, играющих в солдатиков, – принялись вести себя как помешанные: пускали в ход водометы, хватали и избивали демонстрантов