Гауптвахта - [26]
— Ух! Фу-ух! Легче на душе стало!
Кочегарка дома офицеров.
Оба кочегара — Рябой и Тощий, — а с ними Злотников и Косов играют за столом в домино. Остальные греются, курят, болтают меж собою кто о чём. Но вот партия в домино закончена и Злотников говорит:
— Ну а теперь — так: погрелись и хватит! А ну-ка живо всем за работу! Машина уже давно вернуться должна!
И странное дело — все принимают указание к сведению — встают и медленно тянутся к выходу. Встаёт и Косов, но Злотников придерживает его:
— Сиди! Не рыпайся!
Все вроде бы вышли. Злотников начинает новую партию, стучат «камни», звучат словечки вроде: «А мы тебя — вот так!», «Ну а мы — вот так!», «Ну что ты делаешь, старый хрен?!»
И вдруг появляется Полуботок.
— А ты чего вернулся? — удивляется Злотников.
— А ты чего сам не работаешь? — отвечает Полуботок.
— Я — это я. А ты — это ты. А ну — марш работать!
— И не подумаю.
Косов встаёт с места.
— Я пойду. Так нечестно: мы здесь, а они там…
— Сиди, — придерживает его за рукав Злотников.
Косов вырывается.
— Нет, я всё-таки пойду. И ты тоже — пойдём!
Видя, что Косов уходит, Злотников отодвигает домино, встаёт. Без поддержки человека номер два он чувствует себя неловко.
— Ну что? Доигрывать не будем? — спрашивает Тощий.
— Не будем, — отвечает Злотников и, повернувшись к Полуботку, шипит:
— Вечно ты встреваешь не в своё дело!
Рябой, видя, что их оставляют, спрашивает Тощего:
— Давай тогда выпьем, что ли?
И достаёт бутылку и стаканы.
Двор дома офицеров.
Работа кипит: наполняется снегом всё та же грузовая машина, уже вернувшаяся за новою порцией груза.
Гаснут некоторые окна в доме офицеров.
Камера номер семь.
Отбой. Арестанты укладываются на свои «постели».
— Эй, Полуботок! — говорит Злотников.
— Что? — отвечает Полуботок из-под своего «одеяла».
— Не советую тебе портить со мной отношения. Ты что же думаешь: если мы с тобой из одного полка и если призывались вместе, так теперь тебе всё можно?
Полуботок приподнимается над «подушкою»:
— Слушай ты, сверхчеловек! Плевал я на тебя!
— Смотри, как бы для тебя это не кончилось плохо.
Полуботок вскакивает:
— Это ты что имеешь в виду?!
Кац возмущён:
— Спать мешаешь! Тебе сказали — прими к сведенью, вот и всё.
— Да с какой стати я буду молчать?! И вы все! Почему вы молчите? У нас в камере два негодяя. Один — сексуальный маньяк, а другой супермена из себя корчит! Что же мы с ними не справимся? — Полуботок оглядывает присутствующих. — Ведь нас больше!
Все откровенно молчат. У Каца — многозначительная улыбочка. Лисицын вопросительно смотрит на Хозяина, что-то шепчет ему, кивая на Полуботка.
— Не сейчас, — чуть слышно отвечает ему Злотников. И с этими словами поудобнее упаковывается в шинель и засыпает.
Все спят. Только один Полуботок лежит на спине с открытыми глазами.
И вспоминается ему уже знакомый нам кабинет командира конвойной роты старшего лейтенанта Тобольцева.
Командир, сидя за своим столом, говорит входящему в кабинет писарю:
— Ты представляешь, Полуботок: купил я вчера альбом с репродукциями Рембрандта. Так ты знаешь: там в нём всё по-немецки написано — издание-то гэдээрское. Давай-ка подсаживайся, будешь мне переводить! А то я замучился листать немецко-русский словарь.
Писарь подсаживается. Рассматривает с командиром цветные и чёрно-белые иллюстрации в альбоме.
— Это всё — его сплошные автопортреты, — поясняет старший лейтенант Тобольцев. — Уж это я перевести смог… А это глянь: какая женщина! — восхищённо рассматривает голую Данаю…
На чёрно-белой иллюстрации под названием «Christus in Emmaus» он почему-то особенно долго задерживается.
— Что это за чёрный силуэт, как ты думаешь?
— Это Христос, — отвечает Полуботок. — Обратите внимание: на этой картине Рембрандт почему-то не соблюдает перспективу — доски на полу и на стене!
— Да, точно! — изумляется Тобольцев. — Скажи, пожалуйста, ведь великий был художник, а такие дурацкие промахи допускал!
Некоторое время спустя Полуботок читает немецкий текст:
— Drei Jahre dauerte die Lehrzeit bei Swanenburch, dann ging Rembrandt auf ein halbes Jahr nach Amsterdam zu Pieter Lastman…
— Ты мне переводи, переводи! — нетерпеливо перебивает его командир роты.
— Перевожу: три года длилось учение у Сваненбурха, а затем Рембрандт отправился на полгода в Амстердам к Питеру Ластману…
Четвёртые сутки гауптвахты
Двор гауптвахты. Часов девять утра.
Старший лейтенант Домброва проходит вдоль строя арестантов, внимательно с ног до головы разглядывая каждого.
Останавливается.
— Бандит, почему сапоги плохо начищены?
Арестант пришибленно молчит.
Домброва переходит к следующему.
— Почему бляха плохо начищена?
В ответ — взгляд, направленный в неизведанную даль. Подавленное молчание.
Домброва, обращаясь к обоим, говорит:
— Ещё раз замечу подобное — добавлю срок.
Идёт дальше. Проверяет у солдата, туго ли затянут у него ремень. Туго.
Но вот — Мордатый.
Домброва смотрит на него с притворным изумлением и спрашивает:
— Ты уже способен держаться на ногах?
Мордатый наливается яростью:
— Товарищ старший лейтенант! Когда меня отпустят? Я уже здесь целые сутки!
Домброва многозначительно усмехается и следует дальше.
— Что такое? У одних бляхи не начищены, у других сапоги грязные! Банда анархистов! Имейте в виду: сегодня будете работать весь день только в доме офицеров! И я не потерплю, чтобы вы там выглядели, как стадо огородных пугал! Так вот: чтобы через пятнадцать минут все были побриты, подшиты, начищены и чтобы стояли здесь, в строю! — Смотрит на часы. — Засекаю время. Разойдись!
Немецкий писатель Генрих Манн умер в тот самый день, когда я родился — 12-го марта 1950-го года. У него есть прекрасный и весёлый роман о преподавателе латыни и древнегреческого — роман написан, как я понимаю, в знак протеста против рассказа Чехова «Человек в футляре». Я присоединяюсь к его протесту и пишу историю о Латинисте, который совсем не похож на чеховскую карикатуру…
Это фантастический роман, похожий на сказку. Действие происходит не на нашей планете, а на совершенно другой, которая напоминает нашу.Меня упрекали в том, что я в иносказательной форме заклеймил позором в своём романе Японию. Конечно, это не так: я, конечно, считаю Японию одним из нескольких источников Зла на Земле, но специально писать о ней целую книгу я бы никогда не стал.Это романтическая сказка о борьбе Добра со Злом, а какие-то сходства в ней если с чем-то и есть, то ведь не только с Японией…
Это роман-притча, в котором рассказывается о единственной в своём роде катастрофе советской атомной подводной лодки. Ситуация, в которую попали те подводники, означала, что спастись совершенно невозможно — никто и никогда в мире — ни до этого случая, ни после него — из такого положения живым не выходил. А они свершили чудо и почти все вышли… Не сомневаюсь, что и Россия спасётся точно так же.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
РЕЧКА ЗА МОИМ ОКНОМ. Пьеса Пьеса с фантастическим сюжетом, в жанре, который бы я назвал так: трагифарс. Хотя кто-то мог бы и возразить, что это комедия — спорить не буду. Главное действующее лицо пьесы — это я сам. Мне примерно около 35 лет, я живу в погибающем Советском Союзе, пытаюсь осмыслить русскую историю, а пока я это делаю, со мною или вокруг меня происходят удивительные истории…
Это история о том, как беженец из горячей точки Кавказа попал в Россию и пытался прижиться в ней. Ничего антикавказского там нет, но и особых восторгов по поводу Кавказа и нравственного облика его сыновей — вы там тоже не найдёте.
Антон Фридман — путешественник во времени. Однажды он самонадеянно решил, что готов сразиться со страшным врагом, машиной, которая лишила человечество права выбора, и потерял всех, кого любил. Теперь, постоянно возвращаясь на шаг назад, он пытается все исправить, починить свою жизнь. Умирает, оживает и снова умирает, чтобы опять ожить и попытаться сделать, как было. Только вот… как было?
Некоторым кажется, что прошлое ушло. Нет! Оно рядом с нами, и оно не любит, когда о нём забывают…
Господи, кто только не приходил в этот мир, пытаясь принести в дар свой гений! Но это никому никогда не было нужно. В лучшем случае – игнорировали, предав забвению, но чаще преследовали, травили, уничтожали, потому что понять не могли. Не дано им понять. Их кумиры – это те, кто уничтожал их миллионами, обещая досыта набить их брюхо и дать им грабить, убивать, насиловать и уничтожать подобных себе.
Обычный программист из силиконовой долины Феликс Ходж отправляется в отдаленный уголок Аляски навестить свою бабушку. Но его самолет терпит крушение. В отчаянной попытке выжить Феликс борется со снежной бурей и темной стороной себя, желающей только одного — конца страданий. Потеряв всякую надежду на спасение, герой находит загадочную хижину и ее странного обитателя. Что сулит эта встреча, и к каким катастрофическим последствиям она может привести?
«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.