Гауптвахта - [17]
Ефрейтор отвечает:
— Да, товарищ лейтенант! Конечно! — и намеренно отстаёт от офицера, придерживает рядового; шепчет тому: — Здорово! Правда? Баба ножиком замахивается на мужика!
Рядовой шепчет в ответ:
— Да, классно сделано! Клёво!
Ефрейтор продолжает мечтательным шепотком:
— А я себе — то же самое забацаю. Приеду домой — все девки ахнут, как на пляж выйду!
Видение: летний день на песчаном берегу речки. По ту и по эту сторону воды — деревенский среднерусский пейзаж с деревянными домиками, ёлочками-сосенками и трактором. Наш ефрейтор уже в штатском; неспеша раздевается. На глазах у потрясённых деревенских девушек медленно заходит в воду. На его теле со всех его сторон — всё то же самое, что было у Злотникова.
Сквозь видение слышится голос ефрейтора:
— У нас в посёлке такого ещё никто не видал!
Видение тает, и снова — коридор гауптвахты.
Камера номер семь.
Злотников уже оделся, но он всё ещё на сцене, всё ещё купается в лучах прожекторов, всё ещё вдыхает аромат бурных аплодисментов и фанфар.
Гибрид Чингисхана и древнерусского богатыря: узкие раскосые глаза с ярко-голубыми огоньками, широкоскулое лицо с щетиною светлых волос.
И действительно — все взоры обращены к нему одному.
Этак обыденно он достаёт откуда-то из неприличных участков одежды — окурок и спичку!
Чиркает спичкою о стену!!
Закуривает!!!
Под неистовое, переходящее в овацию молчание присутствующих, — КУРИТ!
Жмурясь в табачном дыму своими и без того узкими глазами, он говорит:
— А куда смотрит старший по камере? Ведь курить-то на губвахте — запрещено!
Коридор гауптвахты. Время — около одиннадцати вечера.
Лейтенант и ефрейтор отпирают все камеры подряд, оповещая арестантов о том, что приближается отбой.
Голоса, стук, гул, шаги, приказы…
Солдаты идут в каптёрку, что в конце коридора, и выносят оттуда каждый по два предмета: доску для спанья и железную подставку для этой доски.
Доска называется «вертолёт», а подставка — «козёл». Запомним это. Это очень важно для нашего повествования.
И от арестантов, и от офицера то и дело слышится одно и то же слово: «ОТБОЙ!»
Камера номер семь.
Восемь положенных в один ряд табуреток, восемь «козлов», поставленных в ряд параллельный. Оба ряда соединены перемычками в виде «вертолётов». И всё — впритык друг к другу: и «козлы», и табуретки, и «вертолёты», а позже — и люди. Когда лягут.
«Козлы» — в головах, табуретки в ногах. Табуретки лежат таким образом, что обращены своими плоскостями в сторону внешней стены. Более высокие «козлы» должны быть обращены в сторону той стены, за которою коридор.
Таков порядок.
Стол отодвинут в угол, и свободного места в камере больше нет.
Арестанты сняли сапоги и легли на свои «постели».
Зимняя шапка им — вместо подушки, а шинель — она и матрас, и одеяло, и простыня одновременно: хочешь под себя стели, а хочешь, укрывайся сверху.
В камеру заглядывает лейтенант.
— Кто взял лишнюю шинель? Там одному арестованному шинели не досталось!
За всех почему-то отвечает Бурханов:
— У нас — всё по-честному, товарищ лейтенант.
Лейтенант пересчитывает пальцем шинели, бубня себе под нос числительные от одного до восьми: «…семь, восемь… Все на месте… Куда же шинель делась?» Захлопывает и запирает дверь.
А Принцев спрашивает шёпотом:
— Скоро они там свет выключат?
— Да ты на губвахту попал или в санаторию? — смеётся в ответ Бурханов.
Злотников вставляет:
— Он в гостинице! У него — номер-люкс!
Полуботок терпеливо поясняет Принцеву:
— Понимаешь: на гауптвахте свет по ночам не выключают. Так — по Уставу.
Арестанты вертятся, пытаясь найти более-менее подходящее положение, в котором можно было бы уснуть.
Принцев шепчет Полуботку:
— Эй! Ты ещё не спишь? А почему эти доски называются «вертолётами»?
Тот отвечает:
— От слов «вертеться» и «лететь вниз», если вся эта конструкция рухнет.
Камера номер семь. Все спят.
Но нет, не совсем! Вот Лисицын привстаёт на своём месте и извлекает из-под стола свёрнутую шинель. Ту самую. И укрывается ею. Так-то оно удобнее: одна шинель сверху, другая шинель — снизу. Жить можно и на гауптвахте. Надо только — умеючи!
Все камеры всей гауптвахты. Ночь.
Все спят. И далеко не во всех камерах доски лежат впритык. В одиночках — так там и вовсе одинокий «вертолёт» у стены, об которую нельзя пачкаться, и одинокий арестант, вытянувшийся в струнку — не дай бог начнёт во сне вертеться, вот как раз и совершит свой полёт с доски на пол.
А один такой бедолага спит без шинели. Не досталось ему почему-то. А он от холода ведь даже и калачиком свернуться не может.
Вторые сутки гауптвахты
Камера номер семь. Время — шесть утра.
Дверь камеры открывается. Звучит команда: «Подъём!»
Все разом вскакивают, словно бы и не спали, а только того и ждали, когда раздастся этот душераздирающий вопль. Однако, если хорошенько вглядеться в эти активно движущиеся двуногие объекты, то станет ясно, что это просто человекообразные механизмы — бессмысленные, бессловесные.
Слышно, как в коридоре отпираются другие двери, и тот же голос орёт: «Подъём!», «Подъём!»
«Козлы» и «вертолёты» отправляются назад в каптёрку; у каждого губаря — «козёл» в одной руке, а «вертолёт» — под мышкой другой руки. В камерах табуретки переводятся в вертикальное положение, столы выдвигаются на середину.
Немецкий писатель Генрих Манн умер в тот самый день, когда я родился — 12-го марта 1950-го года. У него есть прекрасный и весёлый роман о преподавателе латыни и древнегреческого — роман написан, как я понимаю, в знак протеста против рассказа Чехова «Человек в футляре». Я присоединяюсь к его протесту и пишу историю о Латинисте, который совсем не похож на чеховскую карикатуру…
Это роман-притча, в котором рассказывается о единственной в своём роде катастрофе советской атомной подводной лодки. Ситуация, в которую попали те подводники, означала, что спастись совершенно невозможно — никто и никогда в мире — ни до этого случая, ни после него — из такого положения живым не выходил. А они свершили чудо и почти все вышли… Не сомневаюсь, что и Россия спасётся точно так же.
Это фантастический роман, похожий на сказку. Действие происходит не на нашей планете, а на совершенно другой, которая напоминает нашу.Меня упрекали в том, что я в иносказательной форме заклеймил позором в своём романе Японию. Конечно, это не так: я, конечно, считаю Японию одним из нескольких источников Зла на Земле, но специально писать о ней целую книгу я бы никогда не стал.Это романтическая сказка о борьбе Добра со Злом, а какие-то сходства в ней если с чем-то и есть, то ведь не только с Японией…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
РЕЧКА ЗА МОИМ ОКНОМ. Пьеса Пьеса с фантастическим сюжетом, в жанре, который бы я назвал так: трагифарс. Хотя кто-то мог бы и возразить, что это комедия — спорить не буду. Главное действующее лицо пьесы — это я сам. Мне примерно около 35 лет, я живу в погибающем Советском Союзе, пытаюсь осмыслить русскую историю, а пока я это делаю, со мною или вокруг меня происходят удивительные истории…
Это история о том, как беженец из горячей точки Кавказа попал в Россию и пытался прижиться в ней. Ничего антикавказского там нет, но и особых восторгов по поводу Кавказа и нравственного облика его сыновей — вы там тоже не найдёте.
Моя самая старая сказка. Новогодняя. Про девушку, которая слишком увлекалась чудесами. И про волшебника, который в них не очень-то верил.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Он мечтал намыть золота и стать счастливым. Но золото — это жёлтый бес, который всегда обманывает человека. Кацап не стал исключением. Став невольным свидетелем ограбления прииска с убийством начальника артели, он вынужден бежать от преследования бандитов. За ним потянулся шлейф несчастий, жизнь постоянно висела на волосок от смерти. В колонии, куда судьба забросила вольнонаёмным мастером, урки приговорили его на ножи. От неминуемой смерти спасла Родина, отправив на войну в далёкую Монголию. В боях на реке Халхин-Гол он чудом остался жив.
Дример — устройство, позволяющее видеть осознанные сны, объединившее в себе функционал VR-гаджетов и компьютерных сетей. В условиях энергетического кризиса, корпоратократии и гуманистического регресса, миллиарды людей откажутся от традиционных снов в пользу утопической дримреальности… Но виртуальные оазисы заполонят чудища, боди-хоррор и прочая неконтролируемая скверна, сводящая юзеров с ума. Маркус, Виктор и Алекс оказываются вовлечены в череду загадочных событий, связанных с т. н. аномалией — психокинетическим багом дримреальности.
В Центре Исследования Аномалий, в одной из комнат, никогда не горит свет. Профессор Вяземский знает, что скрывается за ее дверями. И знает, как мало времени осталось у человечества. Удастся ли ему найти способ остановить аномалии, прежде чем они поглотят планету? И как быть, если спасти мир можно только переступив законы человечности?
После неудавшегося Апокалипсиса и изгнания в Ад Сатана забирает с собою Кроули, дабы примерно его наказать — так, как это умеют делать в Аду, — а Азирафаэль не собирается с этим мириться и повышает голос на Господа. Рейтинг за травмы и медицинские манипуляции. Примечание 1: частичное AU относительно финала событий на авиабазе. Примечание 2: частичное AU относительно настоящих причин некоторых канонных событий. Примечание 3: Господь, Она же Всевышний, в этой Вселенной женского рода, а Смерть — мужского.