Гастрономы - [5]

— А что у тебя сегодня на обед?

Отвечая на поцелуй, Терентий Яковлевич сообщил гостю меню обеда.

— Жаркого, значит, нет? Ну, и отлично. Я, брат, привёз тебе цыплят… Утром вернулся от Полозова из имения, он тебе кланяется, зовёт к себе и прочая, прочая!.. Давай их зажарим, да не так, как обыкновенно жарят цыплят, а особенным способом: в папильотках, с грибочками… Это, брат, что-то божественное, умопомрачительное! Я буквально объелся ими у Полозова, потом пошёл на кухню к повару, выспросил всё досконально и захватил семь штук для тебя… Грибки-то маринованные есть? Пойдём-ка на кухню!

— Ах, ты, шут гороховый! Ну, идём, идём! — весело согласился любивший покушать старик и заинтересованно спросил. — А из грибов-то соус, что ли, делать?

— Цыплят начинять ими будем: соус отдельно варится… — докторально ответил гость и добавил. — Плита, конечно, топится? Ну, идём! Цыплята у меня совсем готовые: выпотрошенные, вычищенные, только начинить да жарить!

Терентий Яковлевич поднялся с кресла и направился за гостем, но в эту минуту в противоположную дверь вошёл из канцелярии делопроизводитель и сказал:

— Терентий Яковлевич, у Щуровского какой-то важный протокол, вы бы посмотрели, он очень просит.

— Ах, ты, Господи! Ну, уж пускай войдёт, делать нечего! — вздохнул надзиратель и крикнул вдогонку гостю. — Я сейчас приду, ты начинай пока без меня!

Петунин позвал Щуровского, и тот неслышно предстал перед начальством с неизменным портфелем, предварительно плотно затворив за собою дверь. Торопливо доставая нужную бумагу, контролёр заговорил, волнуясь:

— Мной обнаружена беспатентная продажа вина в бакалейной лавке купца Мякотина, на Солдатской улице, в слободке… Явившись сегодня в восемь с половиной часов утра в означенную лавку…

— Вы дайте мне протокол-то, я и прочту в нём, как всё произошло! — нетерпеливо перебил надзиратель смутившегося молодого человека.

— Извольте-с! — с почтительным поклоном передал он начальству заветный протокол.

Терентий Яковлевич начал про себя читать его, покачивая по временам головой и делая вслух свои замечания, вроде: «ловко!», «ах, мошенник!», «вот бестия!» и т. п.

Щуровский стоял, вытянувшись и впившись глазами в надзирателя, стараясь по выражению лица его узнать о производимом протоколом впечатлении. Но не успел всегда неторопливый, обстоятельный Терентий Яковлевич дочитать бумагу и до половины, как был прерван стремглав прибежавшим из кухни красавцем Чемодуровым, успевшим снять с себя поддёвку и засучить по локоть рукава малиновой рубахи.

— Да брось ты к чёрту донесения, не к спеху ведь, я думаю! Иди лучше посмотри, да поучись, как это кушанье приготовляется, я сейчас начинять грибками стану! — властно приказал он, схватив приятеля под руку и увлекая на кухню.

— Вы подождите, я сейчас вернусь, — успокоил надзиратель контролёра и, не выпуская из рук протокола, исчез из кабинета.

С таким усилием добившийся у начальства аудиенции, Щуровский как-то весь осел и, грустно опустив голову, безнадёжно побрёл обратно в канцелярию.

В кухне, между тем, царило необыкновенное оживление. Рябинин, Коркин и Каткевич были уже здесь и, окружив Чемодурова, хохотали над каким-то анекдотом. Гаврюша добросовестно перемывал в тазу цыплят.

— Ну, у тебя готово? — дослушав рассказ, обратился к слуге Чемодуров. — Давай теперь грибы, а ты, Терентий Яковлевич, смотри внимательнее!

Колесов, действительно, последовал совету приятеля, но, тотчас же заметив, что начинка цыплят производится не совсем умело, положил бывший у него в руках протокол на подоконник и, засучив рукава форменной тужурки, принялся помогать приятелю.

— Ну, вот и отлично! — обрадовался тот. — Ты шпигуй, а я буду завёртывать цыплят в бумагу… Дай-ка мне, Гаврюша, ниток, да на сковородку положи сливочного масла!

За разговором Терентий Яковлевич живо начинил искусной рукой цыплят и подсмеялся над Чемодуровым:

— Э-эх, ты, профессор гастрономии! Тоже учить берётся, а сам возится сколько времени!

— Ах, у тебя уж готово? — удивился приятель. — Ну, так ты жарь пока этих, которые завёрнуты, мне только двух осталось завернуть!

Колесов отошёл к плите и стал укладывать на сковороду завёрнутых в промасленную бумагу цыплят.

Чемодуров торопливо завёртывал остальных, но на последнего цыплёнка бумаги у него не хватило. Он крикнул Гаврюше:

— Принеси-ка, братец, ещё лист! — и тотчас же спохватился. — Нет, впрочем, не надо, тут есть!

Он взял с подоконника положенный Колесовым, чистой стороной вверх, протокол контролёра Щуровского и, оторвав от него половину, за поспешностью не обратив внимания, что и на этой половине было написано несколько строк сверху, намазал её маслом и завернул в неё последнего цыплёнка.

— Готово! — воскликнул Чемодуров. — Присовокупи и этих на сковороду, а я буду подливку делать… Который час?

Рябинин, вынув часы, посмотрел и сказал:

— Без четверти четыре. Нам пора и по домам! — обратился он к своему коллеге Коркину.

— Нет, нет, господа, прошу отобедать вместе с нами! — запротестовал Терентий Яковлевич.

— Это будет свинство, господа, если вы не останетесь: все вместе готовили, — вместе должны и есть! — присоединился Чемодуров.