— Научили это его... Подговорили!
— Кто же такие?
— Мало ли лихих людей... Может, супротивник какой Сергуши... Завистник. Может, вот Никон этот, Старухин, гармонист...
Имя Никона было Степанидой произнесено. И скоро оно докатилось до Зонова и до Баева. Зонов возмутился. Несмотря на все невероятие этого подозрения, Зонову показалось, что Никон мог выкинуть такую гадость. Он помнил ревнивые разговоры Никона о Баеве, помнил, что парень был уязвлен и пришиблен появлением лучшего, чем он сам, гармониста. И он почти поверил словам Степаниды.
Чтобы лучше удостовериться, он разыскал женщину и без всяких обиняков потребовал у нее:
— Рассказывай, как Старухин подбивал мужика на драку.
— Да мне что рассказывать-то! — обеспокоилась Степанида, увиливая от прямого ответа. — Наговаривал, видать, парнишка... вот так оно и было.
— Нет, ты толком говори! Как он, Старухин, наговаривал, когда?
Степанида смутилась. Про Никона она сболтнула зря, наобум. А теперь вот выходит такое дело! Она напрягла всю свою изворотливость и вдруг обрадовалась. Она вспомнила тот вечер, когда шли они с Покойником с собрания злые и посрамленные, и когда встретил их Никон и стал разговаривать. Она по своему вспомнила слова парня и уцепилась за них.
— Да вот, товарищ, — захлебнулась она. — Вот, миленький, как это дело было! После собрания того проклятущего шли мы с Сергей Нилычем, а парень, Никон-то, подошел и зачал уговаривать. Вот, мол, родной племянник, а не посовестился кровного дядю всенародно всяко страмить! Разве это, говорит, мыслимо так? Да за это проучить надо! За это, говорит, прямо голову оторвать следует!.. Сергей Нилыч говорит: не твое, мол, дело. А у самого, видать, думка запала. Ну, трезвый-то он сдерживался, а как выпил лишнее, в голову ему и ударили слова парня...
Зонов пристально посмотрел на Степаниду. Толстая, дряблая она была неприятной и жалкой. Ее глаза прятались от его взгляда, бурый румянец покрывал ее трясущиеся щеки.
— «Врет?» — подумал Зонов. — «А, может быть, и кой-какую правду говорит...»
— Врешь! — сказал он сердито. — Не-зачем было Старухину подстрекать твоего Сергея Нилыча!
— Да как же не-зачем!? — уверенней ухмыльнулась Степанида и посмотрела на шахтера хитро и даже вызывающе. — Дак ведь Сергуша ему, Никону, поперек горла встал! Такой ладный, гармонист распрекрасный, парню до него не дотянуться! Рядом поставить, так Сергуша орел, а тот куренок общипанный...
— «Похоже на правду!» — промелькнуло в голове Зонова.
Баев сразу отверг всякие подозрения против Никона.
— Чепуховина! — махнул он рукой. — Придумали тоже, чтоб парень, рабочий, шахтер молодой на такую пакость пустился! Да он, если бы сердился на меня или обижался, так сам попробовал бы...
— С тобой, Баев, попробуешь! — смеясь, возражали шахтеры. — Ты вот какой, а он вон какой!..
— Нет, — не согласен я, — настаивал на своем Баев, — не согласен, что Старухин тут замешан... Просто дядя мой разлюбезный залил глаза до невозможности и полез ни за что, ни про что.
Когда пришел Зонов и рассказал про свой разговор со Степанидой, Баев все-таки остался при своем.
— Бабенка путанная, — отозвался он о Степаниде. — Мужик треплется с ней зря, не нравится она мне. Неверная она, хитрая... Наболтала, поди, на парнишку.
— Похоже на правду, Баев. Старухин очень тебе завидовал. Ты ему его комерцию попортил. До тебя он первым гармонистом считался, а ты его переплюнул.
— А его самого допытывал? — спросил Баев.
— Разве он сознается?
— Тут дело не в словах. Можно по роже да по глазам узнать.
— Я поговорю.
— Нет, слышь, — оживился Баев, — давай я сам с ним потолкую! Гони его ко мне в палату. Или вот я послезавтрева выпишусь, так сам разыщу...
— Стоит ли тебе путаться? — неуверенно возразил Зонов.
— Стоит, брат! Честное слово, стоит!..
И в тот же день, как вышел из больницы, Баев вечером пришел к Никону в барак и позвал:
— Пойдем.
— Куда? — смущенный появлением Баева, спросил парень.
— Бить тебя буду! — рассмеялся Баев, пытливо вглядываясь в Никона.
— Ну, скажешь! — ухмыльнулся тот. — Меня бить за что?
— Не за что, скажешь?
— Не за что! — убежденно тряхнул головой Никон. И голос его звучал бодро, и не было в нем никакой фальши.
— А мне, парень, — сказал Баев, когда они вышли из барака и направились вдоль улицы, — мне тут такое толковали, что ты это дядюшку моего беспутного, Покойника, подговорил разукрасить меня!..
— Что ты?! — испуганно вскричал Никон. — Да за что же? Что ты?!.
— Мне тоже думается, что не за что. А вот указывают на тебя...
Никон огорченно глядел на шахтера и губы его вздрагивали. Жгучая обида охватила его. Как же это так случилось, что на него взвалили такое обвинение?
— Напрасно ты веришь, если так говорят... — хрипло произнес он и отвернулся от Баева. — Напрасно.
Баев с удовлетворением вслушался в пресекающийся голос Никона, оглядел его с ног до головы — понурого, пришибленного и огорченного, и дружески положил ему руку на плечо.
— Брось! Не верю я... Если бы я верил, неужели я стал бы с тобой об этом говорить?.. Не верю, и все!
— Мне обидно... — вздохнул Никон. — Я понимаю, что тебе натрепали. А у меня и в голове-то не было подускивать на тебя Покойника или самому что худое сделать... Правда... — Никон осекся. Баев удивленно поглядел на него.
