Гаранфил - [8]
В этот день все валилось из рук Гаранфил. Она прятала и вновь доставала газету с портретом Марьям, раздраженно, невпопад отвечала на вопросы детей; хорошо, что в этот вечер Магеррам вернулся поздно, когда все спали, не видел жену расстроенной, в мятом халате, с тоскливыми, остановившимися глазами.
Ночью его разбудил стон спящей рядом Гаранфил. Он с трудом разлепил глаза, осторожно дотронулся до ее лба.
— Гаранфил! Что с тобой? Не заболела?
Она всхлипнула, повернулась на другой бок и умолкла.
«Напугало что-нибудь во сне», — подумал, засыпая.
…Она не сразу узнала худое, залитое дождем, приникшее к окну лицо Эльдара. Съежилась, закричала и не услышала своего голоса, и от этого стало страшно.
«Ты мертвый, мертвый! Ты пропал без вести! Зачем ты пришел? Мне страшно… Что я тебе плохого сделала?»
«Ты убила надежду. И во мне, и в Кериме, и в… Знаешь, как там, в окопах под Керчью, было плохо без тебя. Знать, что ты ушла…»
«Я не виновата. Если бы жив был мой отец… Нам было так тяжело».
Он усмехнулся, на тонкой мальчишечьей шее качнулся ремешок от каски.
«Миллионы остались без отцов. Голодали… А ты взяла и умерла».
«Я не умерла! Я живая!» — крикнула Гаранфил, зарылась в одеяло, но он все равно стоял перед глазами и дождь стекал по его впалым щекам грязными струйками.
«Умерла ты, — сказал тихо. — Ушла к старому уроду и умерла».
«У него было много хлеба. Белого хлеба. Я все время хотела есть».
«Один раз мы не ели четыре дня. Отсиживались в расщелине. Потом я поймал чайку. Мясо ее было горьким и вонючим. Нас долго рвало. Но пленных мы отбили. А ты…»
«У меня дети, хороший муж. Мой очаг не потухнет».
«Открой глаза. У твоего очага кривой дым».
«Оставь меня в покое! Что ты хочешь? Уходи!»
Лицо в окне потускнело, сломалось, струи дождя смыли ночное видение.
Гаранфил проснулась от сильного сердцебиения, откинула одеяло, подошла к окну. Дождь почти перестал, редкие капли тяжело шлепали по лужам, в промытое стекло тихонько скреблась ветка. Босая прошла в соседнюю комнату, где спали дети, постояла на пороге, вытерла воротом рубашки мокрое от слез лицо и вернулась в спальню, где тяжело, взахлеб храпел Магеррам.
Утром, вопреки обычному, Гаранфил встала позже всех. Магеррама уже не было, мать, проводив старших в школу, кормила на кухне малышей.
— Уж не заболела ли ты? — спросила она Гаранфил, когда та, накинув халат, присела на стул. — На тебе лица нет. — Бильгеис с беспокойством оглядела дочь. — Давай поешь. Вот тендир-чурек, совсем горячий еще. Каймак купила я. Молоко только что принесли, может, попьешь, а? Слушай, что случилось?
— Мама… — Гаранфил зябко подтянула повыше ворот халата. — Мама, как погиб Эльдар? Ну, тот… С нашей улицы?
Бильгеис долго вытирала руки о передник.
— Что тебе сказать… В Крыму он воевал. Почти все товарищи погибли. А он вырвался из окружения. К партизанам ушел. Когда фашисты увозили в плен нашу молодежь — они напали на эшелон, спасли. Что ты вспомнила? Я же тебе рассказывала? Два года назад товарищ к Диляре приезжал… Ну, который воевал с Эльдаром. И как убили рассказал. И как он хоронил его…
Забыла ты, что ли? Диляра так плакала, так плакала. Недавно ездила на могилу сына. А товарищ этот, из Душанбе он, тогда, в первый раз когда приехал, двери ей починил, дай бог ему здоровья… Стены побелил. У Диляры же одни дочери остались. И вот теперь этот… из Душанбе, как сын ей. Бильгеис всплеснула руками. — И это я тебе говорила. Совсем недавно говорила. Иди, иди, полежи.
«Вот, значит, откуда сон, навеявший разговор с давно умершим человеком…»
Она выпила стакан молока и ушла в спальню. Лежа в постели, полистала книгу, взяла было газету — не читалось, не спалось. Понимала — глупо спорить с видением, с образом, возникшим из дождя и тени от веток, но растревоженный мозг продолжал лихорадочно перебирать прожитые годы — такие одинаково-гладкие, сытые, небогатые событиями.
Все-таки зря она растеряла подруг. В последний раз около школы встретила двух одноклассниц, ради приличия пригласила зайти, а те и обрадовались, увязались с ней. Такой же беспечной хохотушкой осталась Нара — она окончила техникум, медсестрой работает. А Севиль успела разойтись с мужем, воспитательница в детском саду. Ну, поболтали, посмеялись, чаю попили. «Девочки», которым было уже под тридцать, с восторгом прошлись по квартире, даже в шифоньер заглянули, — это все Наргиз, она всегда была бесцеремонной.
— Какая ты счастливая, Гаранфил! Да ляжет правая твоя рука на наши головы. Дом, дети, хозяйство…
— Сразу видно, муж — настоящий мужчина! Нам бы такого, — сказала Севиль.
— Что ты, — рассмеялась Наргиз, — один был, и тот красавице Гаранфил достался.
Они вспоминали школу, болтали, шутили, совсем как в прежние времена.
— Ничего, девочки, — Гаранфил тоном старшей успокаивала подруг. Наберитесь терпения. И в один прекрасный день явится тот единственный, молодой, красивый…
— Красивый, — фыркнула Наргиз, — с пустым карманом. Нет, милая, молодой, красивый — это уже было. Все, кажется, было уже. Толку не было.
— Да, да, — кивнула Севиль. — Пусть бы лучше как твой Магеррам. Красотой не пообедаешь. А жизнь коротка. — Она прислушалась к бою массивных часов. — Кстати, а где он? Ай, засиделись мы у тебя!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.