Гаранфил - [10]
Магеррам устроился на хлебозавод еще во время войны, когда буханка хлеба на черном рынке стоила от восьмидесяти до ста рублей. У кого не было денег, случалось, расплачивались за хлеб золотом — обручальным колечком, часами, сережками.
Поэтому «свои люди» даже за место рабочего с Магеррама взяли немало. Пришлось несколько тысяч накопленных отдать, да еще в долги залезть.
Тяжелая, выматывающая эта работа отнимала все силы — иногда он не в состоянии был даже до трамвая дойти, устраивался где-нибудь на мешках с мукой, хоть оставаться на территории завода после смены официально запрещалось, но работники охраны понимали… А если и добирался домой, то падал, не раздеваясь, на старый, продавленный диван, долго стонал, поудобнее устраивая ноющее, как свинцом налитое тело. Восемь часов подряд приходилось перетаскивать деревянные ящики — в каждом по двадцать тридцать буханок. Сначала из пекарни в машину, потом из машины на прилавки магазинов. И за восемь часов ни минуты отдыха. Какой уж там отдых, когда очереди у магазинов выстраиваются с ночи. Начальство очень скоро приметило трудолюбивого, старательного рабочего. Он как-то очень неназойливо умел быть полезным, услужливым, никогда, даже в конфликтах, не позволял себе грубости.
И уже через полгода Магеррама перевели в экспедиторы. Новая должность не требовала физического напряжения, уже не надо было таскать тяжеленные ящики с хлебом. Здесь нужен был острый глаз, умение не сбиться со счета, даже если кто-то и старается отвлечь тебя при приеме и сдаче готовой продукции.
А главное — здесь, если ты с умом, можно было и подработать, сделать тот самый «чах-чух», на котором разворотливые люди сколачивали целые состояния.
Еще будучи рабочим, Магеррам с тайной завистью приглядывался к экспедитору Муршиду, Муршид выносил достаточно неучтенного хлеба с завода и свою долю, и складчика. Этот хлеб уже ждал у магазина доверенный человек Муршида — он-то и продавал.
Собственно, никаких особых хитростей в этом не было, Магеррам освоился быстро, и деньги потекли неиссякаемым ручейком. Но это ничего не изменило в тихом, вежливом и по-прежнему услужливом человеке. Без надобности Магеррам и копейки не тратил, хотя скрягой не был, нет, не был. Уж кто-кто, а он, Магеррам, успел узнать, что такое безденежье, навсегда запомнил присказку скуповатого дяди; мусоля пальцы над тощей пачкой купюр, вырученных от продажи самодельного табака, дядя бормотал, бывало: «Вот что говорят деньги — храни нас, не транжирь, и мы сохраним тебя от всех бед». Сколько раз убеждался Магеррам — дело, которое не мог провернуть самый влиятельный человек, делали деньги. В квартале лавочников, где он рос, деньгам поклонялись, как богу. И по мере того как наполнялась захватанными купюрами наволочка, втиснутая в свободный край толстого шерстяного матраса, тем больше захватывала Магеррама страсть к деньгам.
Он полюбил свободные вечерние часы, когда, изнутри запершись на ключ и занавесив окно, можно было вытянуть заветную полосатую наволочку и положить очередную кипу ассигнаций. А заодно пересчитать и все богатство.
Глубоко сидящие глаза его разгорались угольками, толстые губы двигались, напевая, бормоча что-то. «Даже сердечный друг может предать человека… На деньги можно положиться, как на скалу». Короткие сильные пальцы его в рыжеватом пуху ворочали, поглаживали, складывали по стоимости ворох новых купюр — червонец к червонцу, сотенная к сотенной.
Иногда ни денег, ни золота у человека не было: за муку, хлеб отдавали редкостные, красивые вещи — старинную посуду из серебра и фарфора, ковры ручной работы, украшения. Кое-что перепало и Магерраму. Эти высокие часы, что стоят в столовой и бьют каждые полчаса чистым, хрустальным звоном, отдал ему за две буханки старый врач. Заграничные часы, сто лет им, а время показывают точно. И зеркало в мельхиоровой оправе, которое так нравится Гаранфил… И еще кое-что из припрятанного на черный день.
Страшное это дело — нужда, голод. Только тот выстоял, пережил, кому было чем платить. Прав был отец. За все хорошее надо платить.
Женитьба на Гаранфил… Да разве посмотрела бы в его сторону красавица, будь он беден, неустроен, не имей собственного дома, денег на букеты, подарки, свадьбу. За всем этим Гаранфил не успела разглядеть, а может быть и не хотела замечать, его уродливый горб, длинную, вжатую в плечи лысеющую голову… Может, и увидела потом, да уже ребенка ждала.
… Магеррам прислушивался к ровному дыханию жены, осторожно прикрывал оголившееся плечо и думал, думал, думал…
«А может быть… — сердце ныло и трепыхалось от слабо затеплившейся надежды, — а может быть, она и без денег… Такого, какой я есть…» Если б знать, точно знать, что не уйдет, забрав детей. Он бы бросил это дело. Война давно кончилась. Хлеба хватает людям. Никому не нужны буханки. Теперь, чтоб заработать, надо продавать налево целыми машинами. Возить далеко за город, где снабжение намного хуже, чем в центре города. А то и за сто пятьдесят — двести километров, в села. Едешь и дрожишь — накладная фиктивная, в самый последний момент завмаг может скинуть цену. А куда уже денешься? Куда ни сунься, всюду теперь милиция — высматривают, вынюхивают. Бильгеис говорит: «Так хорошо кушаем, все у нас есть, откуда у тебя диабет, Магеррам?» Эх, если б она знала. После каждого рейса с левым хлебом он весь мокрый, хоть выжимай рубашку. Риска все больше, а заработки меньше.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».