Гамп и компания - [5]
Теперь это первая и десятая на нашей двадцатой, и Снейк опять выкрикивает тот же розыгрыш. Я пытаюсь стереть с лица остатки помидорины, а Снейк говорит:
— Тебе лучше следить за тем, что эти мудозвоны с трибун швыряют. Они этим ничего не хотят сказать. Здесь просто так принято.
Хотел бы я, чтобы здесь было «принято» как-то по-другому.
Так или иначе, я снова луплю вперед, и в этот раз, прежде чем я достигаю линии, я слышу знакомую жуткую матерщину, адресованную лично мне. Я поднимаю голову — и будь я проклят, если за той линией не стоит старина Кертис, университетский полузащитник в мои алабамские деньки, и на нем форма «Нью-йоркских Гигантов»!
Одно время Кертис был моим соседом по комнате в университетском общежитии. По крайней мере до тех пор, пока он не сбросил подвесной мотор из окна общежития на крышу полицейской машины, отчего у него вышли некоторые неприятности. А позднее я дал ему работу в креветочной компании в Байя-Лабатре. Сколько я его знал, Кертис никогда ничего не говорил, не выдав для начала с десяток матерных выражений. Из-за этого порой сложно было понять, что ему нужно — особенно когда до начала очередного розыгрыша остается всего несколько секунд, а сейчас как раз так и было. Я слегка ему помахал, и это, похоже, так его удивило, что он оглянулся на ребят из своей команды. Тут-то наш розыгрыш и начался. Я пулей пронесся мимо Кертиса, хотя он и попытался сделать мне подножку, и рванул дальше по полю, а мяч от Снейка прилетел как раз туда. Я даже не замедлил бег, пока его ловил, и через зону защиты прорвался к зачетной зоне «Гигантов». Есть приземление!
Все наши прыгали, обнимали меня и все такое прочее, а когда я уходил, Кертис подошел ко мне и сказал: «Классно ты его поймал, придурок!» По-моему, такого высокого комплимента он никогда никого не удостаивал. Но тут кто-то опять швырнул помидорину и угодил Кертису точно по мордасам. Впервые я увидел Кертиса начисто лишенным дара речи и почувствовал к нему жалость.
— Знаешь, Кертис, — говорю, — они этим ничего не хотят сказать. Просто здесь, в Новом Орлеане, так принято. Черт, да они этим говном даже в карнавальные тележки на масляной неделе швыряются.
Но до Кертиса ровным счетом ничего не дошло, а потому он повернулся к трибунам, кошмарно матерясь и показывая всем средний палец.
Да, скажу вам, денек вышел занимательный. К четвертой четверти мы уже вели со счетом 28:22, и я окончательно решил исход матча, когда поймал пас на сорок ярдов, брошенный нашим запасным разводящим. Он к тому времени заменил Снейка, которому прямо за боковой линией зашивали ляжку после того, как один из «Гигантов» от досады его укусил и вырвал приличный шмат. Всю концовку матча фанаты скандировали «Гамп! Гамп! Гамп!», и когда игра закончилась, добрая сотня газетных репортеров подвалила и принялась мурыжить меня на краю поля, желая знать, кто я такой.
После этого моя жизнь решительно переменилась. За эту первую игру против «Гигантов» хозяева «Святых» дали мне чек на десять тысяч долларов. На следующей неделе мы сыграли с «Чикагскими Медведями», и я поймал еще три паса, всякий раз приземляя мяч в зачетной зоне. Хозяева «Святых» придумали способ платить мне, как они сказали, на «поощрительной основе». Это означало, что они гарантировали мне одну тысячу долларов за каждый пойманный пас, а также премию в десять тысяч долларов за каждое приземление. Так получилось, что еще через четыре игры на моем счету в банке лежало почти шестьдесят тысяч долларов. Кроме того, у «Святых» уже было шесть побед против восьми поражений, и мы поднимались все выше в турнирной таблице. Перед следующей игрой против «Детройтских Львов» я послал Дженни Каррен чек на тридцать тысяч долларов для малыша Форреста. После трепки, которую мы задали «Детройтским Львам», а затем «Краснокожим», «Кольтам», «Патриотам», «49-м» и «Реактивным», именно в такой последовательности, я отправил ей еще тридцать тысяч долларов и прикинул, что к концу регулярного чемпионата и к началу игр плей-оффа я как пить дать окончательно буду на коне.
Но вышло совсем иначе.
Мы и впрямь выиграли регулярный чемпионат в нашем дивизионе, а дальше нам предстояло играть с «Далласскими Ковбоями» на их поле. Все шло просто замечательно. Все наши ребята были дьявольски уверены в себе и то и дело шлепали друг друга полотенцами по задницам в раздевалке.
В один прекрасный день кто-то из чуваков подваливает ко мне и говорит:
— Слушай сюда, Гамп, тебе надо найти себе агента.
— Кого-кого? — спрашиваю.
— Агента, придурок. Человека, который будет представлять твои интересы и добывать все деньги, какие тебе захочется. Здесь тебе недоплачивают. И нам всем тоже. Но у нас, по крайней мере, есть агенты, чтобы разбираться с теми ублюдками, что стоят во главе организации. Черт, да ты должен получать втрое больше, чем сейчас.
Я внял этому совету и раздобыл себе агента. Звали его мистер Баттерфилд.
Первое, что этот самый мистер Баттерфилд сделал, так это затеял спор с главными людьми в руководстве «Святых». Очень скоро меня туда позвали. Чувствовалось, что все на меня страшно злы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.