Гамп и компания - [4]

Через какое-то время тренер Херли начал орать и вопить, и все парни устроили схватку. Затем разошлись, разделились на две команды и опять устроили схватку. После нескольких таких упражнений тренер Херли подзывает меня к себе.

— Все путем, Гамп, — говорит он. — Не знаю, правда, чего ради я этим занимаюсь, но ты продолжай там на линейном приеме и прикинь, сможешь ты так мяч поймать, чтобы Снейк, когда он сюда заявится, со смеху тут все поле не укатал. Или я, раз уж на то пошло.

Я врываюсь в схватку и говорю чувакам, что я опять здесь. Разводящий смотрит на меня как на опасного психа, но все-таки говорит:

— Ладно, пусть будет угловой пост восемь-ноль-три. На счет раз-два лупи туда по прямой ярдов двадцать, потом оглянись, ну а потом не теряйся. — Все разбиваются и становятся на свои позиции. Я даже не знаю, где моя позиция, и топаю себе дальше, а разводящий, он меня видит и манит ближе к себе. Мяч у него в руках, он дает мне отсчет, и я пробегаю, как мне кажется, двадцать ярдов, там малость приплясываю, а потом оборачиваюсь — и точно, черт возьми, мяч летит прямиком ко мне. Прежде чем я успеваю это понять, он уже у меня в руках, я покрепче его хватаю и несусь дальше так, что только пятки сверкают. И будь я проклят, если не пробегаю еще двадцать ярдов, прежде чем два здоровенных парня врезаются в меня и сшибают на землю.

Тут просто какое-то светопреставление начинается.

— Что это была за дьявольщина? — орет один из парней.

— Эй, так нечестно! — вопит другой. — Что он, едрена вошь, делает?

Подходят еще трое-четверо и начинают орать, материться и махать руками тренеру Херли. Я встаю и бегу обратно к схватке.

— А чего эти парни так разоряются? — спрашиваю я у разводящего.

— Блин, Гамп, эти парни страшно тупые. А потому, когда они видят что-то, чего не видели раньше, они просто не знают, что делать. Они ожидали, что ты сделаешь так, как я сказал — пробежишь футов двадцать, там попляшешь, а потом рванешь к угловому посту. Половину из этого ты проделал — но и то через жопу. Такого в игровых схемах просто нет. Хорошо, что я тебя засек. Хотя мяч ты классно поймал, это я признаю.

Короче, за оставшуюся часть дня я поймал еще пять-шесть пасов, и все, кроме защитников, были довольны. К тому времени старина Снейк уже вернулся от доктора и стоял у боковой линии, вовсю ухмыляясь и подпрыгивая.

— Блин, Форрест, — говорит он, когда схватка наконец заканчивается, — ох и покажем же мы фокус этим «Нью-йоркским Гигантам» в следующее воскресенье! Какая удача, что я тогда вечером в твой гадюшник забрел!

Но меня грызли сомнения.

Так или иначе, я тренировался всю остальную неделю и к воскресенью чувствовал себя чертовски славно. Снейку сняли лубок, он снова стал основным разводящим и от всей души играл две первых четверти. К перерыву, когда все пришли в раздевалку, мы сливали всего лишь 22:0.

— Все путем, Гамп, — говорит тренер Херли. — Теперь мы им кое-чего покажем. По-моему, мы круто убаюкали этих «Нью-йоркских Гигантов», и эти ребята испытывают ложное чувство безопасности. Они уже думают, что поездка выйдет гладкой. Но мы им устроим ухабистую. — Дальше он и еще несколько тренеров намололи всякой разной галиматьи, и мы вернулись обратно на поле.

Идет первый розыгрыш, кому-то из наших не удается остановить мяч после введения его с центра поля, и мы оказываемся отброшенными до своей линии одного ярда. Тренер Херли был прав. Мы и впрямь убаюкали этих «Гигантов», и теперь они испытывают ложное чувство безопасности. Тут тренер Херли хлопает меня по заднице, и я вхожу в игру. Внезапно толпа вроде как умолкает, а потом начинается глухое бормотание. Догадываюсь, это потому, что мою фамилию не успели внести в программку.

Снейк смотрит на меня горящими глазами и говорит:

— Порядок, Форрест, теперь самое время. Просто сделай как надо. — Он выкрикивает розыгрыш, и я отправляюсь к боковой линии. По команде я вихрем чешу вдоль линии и оборачиваюсь, но мяч ко мне не летит. Пять-шесть «Гигантов» гоняют Снейка взад-вперед, взад-вперед — в нашей зоне защиты. Он, похоже, набрал сотню ярдов, но не в ту сторону.

— Извиняюсь, — говорит Снейк, когда мы возвращаемся на игровое совещание. Затем он лезет к себе в штаны, достает оттуда пластиковую фляжечку и делает длинный глоток.

— Что это? — спрашиваю.

— Стопроцентный апельсиновый сок, идиот, — говорит Снейк. — Блин, ты же не думаешь, что в моем возрасте можно лакать виски и по-прежнему носиться по полю?

Вообще-то говорят, что некоторые вещи никогда не меняются, но говорят также, что чудеса порой происходят. А потому я рад, что старина Снейк все делает правильно.

Короче говоря, Снейк выкрикивает мне тот же самый розыгрыш, и я опять бегу куда надо. К тому времени толпа уже вовсю нас освистывает, а также швыряет на поле бумажные стаканчики, программки и недоеденные хотдоги. В этот раз, когда я поворачиваюсь, то получаю по физиономии здоровенной полусгнившей помидориной, которую кто-то принес с собой на трибуну. Я так прикидываю, он хотел с ее помощью свое недовольство проявить. Как вы можете себе представить, я, немного отшатнувшись, вскидываю руки к лицу — и ёксель-моксель, пас Снейка попадает именно туда, да так крепко, что сшибает меня на землю. Зато мы по крайней мере выбираемся из тупика.