Галицко-Волынская Русь - [197]
Два с лишним года между Михаилом и его противниками шла напряженная борьба, стороны обменивались взаимными ударами и старались переиграть друг друга на дипломатическом поприще[2762]. Перевес сил неожиданно оказался на стороне Романовичей после того, как весной 1238 г. Михаил Всеволодович, передав стол сыну Ростиславу, перебрался из Галича в Киев[2763]. Волынские князья перешли в решительное наступление, и вскоре Даниил вновь оказался на своем «отнем» столе.
Летописец повествует об этом с необыкновенным эмоциональным подъёмом, героизация образа князя, а, с другой стороны, уничижение его врагов достигают здесь наивысшего предела. В итоге и без того весьма пристрастный и тенденциозный рассказ почти полностью утрачивает связь с реальностью, выдавая желаемое за действительное. В своей обычной минере летописец преподносит действия Даниила как триумфальное возвращение в Галич со всеобщего согласия «горожан», «любивших его». На деле же произошел очередной захват города при помощи военной силы, как это уже не раз бывало в прошлом.
Все началось с того, что новый галицкий князь Ростислав Михайлович неосторожно покинул город, отправившись в поход «на Литвоу со всими бояры и сноузникы»[2764]. Правда, несколькими строчками выше в летописи значится: «Ишедшю Ростиславоу во поле»[2765]. Отсюда некоторые историки заключали, что Ростислав отправился воевать против половцев[2766]. Это в большей степени соответствовало бы традиционной политике галицких князей, однако нельзя упускать из вида, что литовский князь Миндовг недавно стал союзником Романовичей, и в силу этого поход на Литву мог быть в конечном счете направлен против последних. Так или иначе, в поход вместе с князем выступили значительные силы галичан — все бояре и конница[2767], т. е. главная и наиболее боеспособная часть войска. Город остался практически незащищенным.
Этим благоприятным для себя обстоятельством поспешил воспользоваться Даниил. Тайно получив сведения из Галича, что было для него большой удачей[2768], «изииде Данилъ со вой со Холъма, и бывшю емоу третий день оу Галичи»[2769]. Действия князя как две капли воды напоминают события восьмилетней давности, когда он сумел отнять Галич у королевича Андрея, и тогда, и теперь по существу разыгрывался один и тот же сценарий. Оба раза Даниил нападал на город, когда значительная часть галицкого войска находилась вне его стен, занятая войной с врагами. Первый раз, весной 1230 г., волынский князь улучил момент, в который «Соудиславъ шелъ есть во Понизье, а королевичь в Галичи осталъ»[2770]. И пока воевода Судислав бился с мятежными понизовцами, на помощь которым Даниилом был послан с войсками тысяцкий Демьян, сам Даниил уже осаждал днестровскую столиц.
Важно заметить, что как жители Понизья в 1230, так и Литва в 1238 г. являлись союзниками волынского князя. О союзе и совместных делах Романовичей с литовским Миндовгом мы уже говорили. Что же до понизовцев, то в конфликте с галичанами они от начала и до конца выступали на стороне Даниила, действуя сперва в одном строю с тысяцким Демьяном, а затем влившись в основное войско волынского князя[2771]. Сказанное наводит на мысль, что выступления галичан против понизовцев и Литвы совпадают с внезапными нападениями на Галич Даниила неспроста, что эти выступления могли быть спровоцированы самими Романовичами, являясь ходами заранее рассчитанной комбинации.
В пользу этой версии говорит и характер действий Даниила, четких и подготовленных. Оба раза в преддверие своего выступления Романович находился примерно в одном и том же месте — в районе заложенного им города Холма. Вести из Галича, несмотря на кажущуюся их неожиданность, отнюдь не застают князя врасплох, — рядом с ним находится готовое к походу войско: «Данилови же собравши вой воборзе, посла Дьмьяна на Соудислава». И то была не находящаяся всегда подле князя дружина, а значительно превосходящая ее численностью земская рать, так как князь «самъ иде в мале дроужине к Галичю»[2772]. С готовым войском Даниил устремляется к Галичу и во второй раз: «изииде Даниль со вой со Холъма». Значит, благоприятные известия из Галича не могли быть неожиданными, а, скорее, наоборот, с нетерпением ожидались. Примечательно, что, получив их, Даниил уже на третий день достигал Галича[2773], преодолевая расстояние примерно в 240–250 километров по прямой.
Отмечая совпадение приемов, использованных волынским князем в борьбе за галицкий стол, агрессивный, захватнический характер его политики, мы должны заметить, что и галичане в ответ прибегали к вполне адекватным мерам, воспринимая Даниила как врага, оказывая ему упорное сопротивление и вынужденно подчиняясь силе, когда она значительно превосходила их собственную. Напрасно летописец, движимый апологетическими побуждениями, старается изобразить горячую любовь к Даниилу галичан. Не жалея красок, древний писатель повествует, что как только князь с войсками появился под Галичем, воспылавшие любовью горожане («любяхоуть же и гражане») бросились к нему навстречу, «яко дети ко отчю, яко пчелы к матце, яко жажющи воды ко источникоу»
