Галицко-Волынская Русь - [198]
Но сквозь завесу славословия и художественной риторики все же проступают черты подлинной реальности, утаить и загладить которые панегирист-летописец не смог. Говоря о всеобщем ликовании галичан по поводу прибытия Даниила, рассказчик как бы невзначай обнаруживает, что любимый и желанный всеми князь не может войти в город, несмотря на все усилия. Виной тому — противодействие епископа Артемия и дворского Григория, «возбранивших» князю путь в Галич[2775]. Сбивчивые и запутанные показания источника в действительности могут означать только одно: перед войсками волынского князя город «затворился», отказавшись принять его на княжеский стол.
Точно так же развивались события и во время всех предыдущих попыток Романовича овладеть Галичем. Весной 1230 г. он натолкнулся на дружный отпор «венгров и галичан», не только крепко державшихся в обороне, но и совершавших успешные вылазки против общего врага; и лишь получив помощь с Волыни и собрав под свои знамена «землю Галичкоую» — «от Боброкы доже и до рекы Оушице и Проута», т. е. войска мятежных галицких «пригородов», Романович «обседе» Галич «в силе тяжьсце», принудив его «изнемогших» защитников сдаться[2776]. Зимой 1233/34 гг. войска Даниила, вновь подступившие к Галичу, «стояше же 9 недель воюя», и только внезапная смерть королевича Андрея, бывшего тогда галицким князем, заставила галичан покориться[2777].
В третий раз история повторилась во время описываемых нами событий конца 1238 г., за исключением разве того, что теперь в Галиче не было венгерского гарнизона, и его защитникам пришлось иметь дело с Даниилом один на один. Прежде всего, горожане вовсе не дожидались волынского князя с распростертыми объятьями. Поэтому Даниил, подойдя к Галичу, вступает с жителями, занявшими, надо полагать, оборону на городских стенах, в переговоры, пуская в ход все свое красноречие: «О моужи градьстии! Доколе хощете терпети иноплеменьныхъ князии державоу»[2778].
Ничего более из княжеских слов летописец не приводит, но и без того ясно, что Даниил пытается уговорить общину принять его сторону, доказывая преимущества этого шага, намекая, по-видимому, на определенные выгоды, которые смогут получить горожане, если откажутся от «иноплеменных» князей и передадут «державу» ему, Даниилу. Князю, который, по справедливому замечанию М. С. Грушевского, «вообще не имел никаких демагогических симпатий и способностей, не умел наладить близких отношений с общиной, увлечь ее»[2779], не пришлось бы пускаться на подобные ухищрения, имей он хотя бы малую долю той горячей любви галичан, о которой взахлеб говорит летописец. При таких условиях не может быть и речи о вечевом призвании Даниила в Галич, о котором пишет Η. Ф. Котляр[2780]. Для большинства галичан и их предводителей очередное появление претендента с Волыни было неожиданным и не предвещало ничего хорошего.
Уговоры князя нашли, впрочем, некоторый отклик, и в ответ на его призыв со стороны города раздалось: «Се есть держатель нашь Богомь даныи!»[2781] И вслед за тем кто-то из галичан действительно перешел на сторону Даниила, вызвав восторг придворного летописца. Но и после этого Романович не достиг цели: он по-прежнему не мог войти в город. На сей раз летописец объясняет причину замешательства — оказывается «пископоу же Артемью и дворьскомоу Григорью возбраняюшоу емоу»[2782].
В литературе сложилась неоправданно преувеличенная оценка движения галичан в поддержку Романовича и их антибоярских настроений. У Н. И. Костомарова читаем: «Простым жителям чересчур опротивели боярские смуты, и они приняли твердое решение не поддаваться более наущению бояр, а держаться крепко за Даниила для собственной пользы»[2783]. Немало потрудился для доказательства приязни галицких жителей к Даниилу и Романовичам вообще при полной антипатии к собственным боярам М. С. Грушевский[2784], по мнению которого, «галицкая община… радостно приняла Даниила»[2785]. Схожие мысли встречаем у В.Т. Пашуто и И. П. Крипякевича[2786]. «В противовес мятежному "неверному" боярству, — пишет Η. Ф. Котляр, — народ — в данном случае галицкое вече — поддерживает Даниила, видит в нем защитника земли, способного пресечь феодальные свары и дать людям возможность спокойно работать и жить»[2787].
Получается, что в конце 1238 г. горожане, весь простой люд, дружно перешли на сторону любимого князя-защитника, выражая тем самым протест против ненавистного «сварливого» боярства. Следуя этой логике, в Галиче должны были остаться лишь отвергнутые народом бояре, упорствовавшие в своей ненависти к Романовичу. Но ведь, как свидетельствует летописец, все галицкие бояре только что ушли из города в поход на Литву вместе с князем Ростиславом. Выходит, сопротивлялись Даниилу и принявшей его сторону общине одни только епископ и дворский, что выглядит уже как недоразумение.
