Галицко-Волынская Русь - [188]
Обратим внимание на совпадение ряда деталей походов 1230 и 1233 гг. И в первом и во втором случае в них участвовали только во-лынские князья: помимо самих Романовичей — Владимир Ингваревич или Александр Всеволодович, союзники же из других земель оставались в стороне. Днестровская столица оказывала им самое упорное сопротивление: Галич «затворялся», и брать его приходилось силой. При этом сопротивлялись Даниилу не только венгры, но и сами галичане, городская община во главе с боярином Судиславом. Более того, именно галичанам, как показывает летопись, принадлежала ведущая роль: в рассказе о событиях 1230 г. они фигурируют на первом месте в формуле «Галичане и Оугры», в описании же событий 1233 г. «Оуграм» вообще не нашлось места. Невзирая на значительный перевес сил противника, жители Галича сражаются до конца: устраивают боевые вылазки, поджигают мост через Днестр, терпят голод и лишения и, только «изнемогшись» в неравной борьбе, покоряются силе.
Свою борьбу галичане ведут в гордом одиночестве. «Пригороды», «Галицкая земля» переходят на сторону их врагов и сверх того принимают непосредственное участие в войне со «старшим городом». В 1230 г. то была «земля Галичкая» от Боброки до Ушицы и Прута во главе, как выражается летописец, «со всими бояры Галичкыми»[2634]. Последними, таким образом, источник именует не собственно галицких, «столичных» бояр (они, разумеется, оставались в стольном городе и возглавляли его оборону), а бояр Галицкой земли, «пригородов», взявших сторону Даниила. Следовательно, понятие «галицкие бояре» (а также более общее по значению — «галичане») в равной степени распространялись как на жителей «старшего города», так и тянувшей к нему земли-волости[2635]. Жители столицы и всей земли традиционно мыслились на Руси как единое целое, как тождественные воспринимались понятия «город» и «земля». Сказанное нашло выражение в известной формуле Русской Правды: «А и своего города в чюжю землю свода нетуть»[2636].
Историки давно обратили внимание на данную закономерность. «Где город, там Земля; где Земля, там город», — лаконично формулирует свой вывод Н. И. Костомаров[2637]. Более обстоятельно высказывается по этому вопросу В. Б. Пассек: под словом «город» в летописях нередко разумеется «целая страна, область, со всеми ее деревнями, селами и городами, бывшими под защитой главного или стольного города», понятие города «поглощало в себе понятие целой страны»[2638]. К аналогичному решению приходит и Д. Я. Самоквасов, автор первого в отечественной историографии монографического исследования о древнерусских городах: город на Руси отождествлялся с территорией, «занятой известным племенем или общиной…, со всеми посадами, городами, пригородами, селами и починками, на ней находящимися»[2639]. Не все исследователи, надо сказать, в равной мере разделяли такие взгляды, но даже те, кто, подобно С. В. Юшкову, отрицал существование на Руси «городовых волостей», признавали: «Территориальный округ, тянувший к городу, так тесно с ним связан, что когда говорят о передаче города, то это означает и передачу всей городской округи. Город без окружающих его земель в этот период не мыслится»[2640].
Современные ученые подтверждают правоту высказанных ранее положений, также указывая, что «главный город не мыслился без "области", "волости", т. е. без пригородов и сел. "Город и волость" — стандартное терминологическое сращение древнерусских источников… Действительно, факты показывают, что город и волость находились в единстве друг с другом, составляя одно территориальное целое»[2641]. С особой выразительностью это единство земли и города проявлялось во взаимоотношениях с внешним миром, будь то соседняя волость или пришедший из других краев князь. В таких случаях сказать «Киев», «Новгород» или «Галич» зачастую значило то же самое, что сказать «Киевская земля (волость)», «Новгородская» или «Галицкая». И когда летописец, выражающий позицию волынского князя, говорит, что осенью 1233 г. его патрона «сретоша болшаа половина Галича», это значит, что сторону Даниила тогда, как и тремя годами раньше, приняла большая часть жителей Галицкой земли, но не самого Галича.
Этот вывод подтверждается всем ходом событий, излагаемых летописью. Перебежчики встречают Даниила, еще когда он только переступил галицко-волынскую границу и вместе с ним идут дальше на Галич. Из самого же Галича, напротив, к волынскому князю никто не бежит — ни с «посада», ни из «цитадели». Да и сам побег этот был бы весьма затруднителен, поскольку Даниил стоял с войском на противоположном берегу Днестра и ждал, пока станет лед[2642], — очевидно, галичане, как и три года назад, уничтожили переправу.
Еще одно важное наблюдение: с помощью своих новых союзников, встречавших его на границе и представленных летописцем как «болшаа половина Галича», Даниил «прия землю Галичьскоую»
