Галицко-Волынская Русь - [189]
Приняв под свою власть Галицкую землю, Даниил «розда городы бояромъ и воеводамъ»[2644]. В числе последних, очевидно, были и те «бояре мнози», что во главе с Доброславом и Глебом переметнулись к волынскому князю[2645]. Попробуем присмотреться к ним повнимательней. Историки, как мы видели, называют их «новыми руководителями боярства». Строго говоря, это относится только к Доброславу, действительно ранее неизвестному среди боярских предводителей. Зато мы хорошо знаем его напарника, Глеба Зеремеевича: судьба этого боярина прослеживается в летописи на протяжении не одного десятилетия, несколько раз мы видели его в Галиче, где он, бывало, играл весьма заметную политическую роль. Однако своими корнями боярин, насколько удается судить, с Галичем связан не был, и может быть поэтому не задерживался надолго в стольном граде. Впервые Глеб заявляет о себе как воевода пересопницкого князя Мстислава Немого[2646]; затем, появившись в Галиче, он вместе с Даниилом уходит в Понизье[2647], а еще через несколько лет вновь оставляет Галич и вместе с Мстиславом Удалым едет в Торческ[2648]. Напрашивается вывод, что, не имея непосредственной связи с галицкой общиной, этот боярин появлялся в городе только вместе с князьями, которым служил, и вместе с ними же покидал его.
В войсках королевича Андрея летописец ставит Глеба Зеремеевича рядом с таинственными болоховскими князьями: «…бе бо с королевичемь Олександръ и Глебъ Зеремиевич, инии князи Болоховьсции и Оугоръ множество»[2649]. Историки, как мы видели, обращают внимание на связь этого боярина с Болоховской землей или Восточной Волынью[2650]. Более корректным представляется другое мнение, что Глеб, вероятно, не принадлежал к числу собственно галицких бояр[2651]. Мы бы сказали, что он был больше связан не со стольным градом, а с землей, с какой-то восточной ее окраиной. Скорее всего, таким же предводителем одной из местных общин Галицкой земли был стоящий рядом с Глебом Доброслав. И именно по этой причине он никогда прежде не был отмечен летописцем среди галицких бояр, хотя по своему положению, надо думать, превосходил Глеба, так как в сообщении источника имя Доброслава значится первым.
Если наши предположения верны, то вступившего в Галицкую землю Даниила встречали бояре, являвшиеся предводителями местных общин, «пригородов», отложившихся от стольного города. Нечто подобное уже случалось в истории Галицкой земли: в 40-х годах XII в. князь Владимирко Володаревич, чтобы подчинить Галич, привлек на свою сторону воинские силы части галицких «пригородов»[2652]. Тогда волостная структура земли переживала процесс перестройки, связанный с укреплением господствующих позиций Галича, и многие старые городские центры не желали мириться со скромной ролью галицких «пригородов»[2653]. Схожие процессы происходили и накануне татаро-монгольского завоевания, но теперь они, наоборот, были связаны с утратой Галичем былого могущества.
Умело играя на внутриволостных противоречиях, волынский князь с легкостью «приял» Галицкую землю, «большую половину Галича», и только жители днестровской столицы — «галичане» — оказали ему упорное сопротивление. «Бросается в глаза, — пишет Н. Ф. Котляр, — несоответствие подробного и эмоционального рассказа о подготовке штурма Галича краткой и невыразительной констатации факта утверждения Даниила на отцовском столе»; в летописном сообщении, «как не удивительно, даже не упомянуто, что князь вошел-таки в Галич. Лишь из дальнейшего рассказа книжника узнаем об этом»[2654]. Нам представляется, что причиной тому являлось реальное несоответствие, можно сказать, противоположность отношения к Романовичу жителей земли, части галицких «пригородов», с одной стороны, и жителей самого Галича — с другой. Летописец восторженно повествует о триумфальном шествии своего героя по Галицкой земле и предпочитает не распространяться об обстоятельствах его вокняжения в Галиче. Антагонизм «галичан» — жителей земли и «галичан» — жителей столицы, доходящий до вооруженных столкновений — факт, отчетливо засвидетельствованный источником: «Галичани же доумахоу яти Галичани же, выехаша по Даниле».
Нужно заметить, что Галицкая земля в данном отношении не представляла какого-либо исключения. В конце XII — начале ХIII вв. все земли-волости Древней Руси в той или иной мере испытывали подобные противоречия[2655]. Усиливающиеся «пригороды» начинали тяготиться зависимостью от «старшего города», стремились обзавестись собственными князьями, оказывали военную поддержку определенным претендентам на главный княжеский стол с тем, чтобы извлечь политические выгоды для себя. — Все это мы лучше видим на примере Киевской земли, где часть «пригородов» стояла за Ольговичей, другая — за Мономаховичей, а сам Киев все более и более терял политическое значение и вскоре утратил свою ведущую роль в «Русской земле». В итоге было нарушено территориальное единство и целостность Киевщины: земля распалась на несколько волостей, что окончательно подорвало ее силы в военном и политическом отношении
