Галерея женщин - [170]

Шрифт
Интервал

Потянулись месяцы молчания, разъединения и демонстративного безразличия. Лишь изредка от нее приходили открытки, когда она зачем-то вспоминала обо мне. Кейп-Код, Квебек, Бретань… Вероятно, я должен был оценить красоту пейзажей. От меня в ответ ни слова, хотя мысли теснились в моей голове. Время от времени в каком-нибудь периодическом издании мне попадался на глаза ее рассказ или очерк, и я не мог удержаться, чтобы не прочесть, как всегда кляня ее за фанатичное упорство в ереси и дико отсталые взгляды.

Потом наступила осень, люди стали отовсюду съезжаться домой, и по разным причинам наше общение возобновилось. Например, в клубе А. устраивали прием, и я был в числе приглашенных. Она тоже пришла – точно серафим в белых одеждах. Как сейчас помню ее просторный, полностью скрывающий фигуру плащ-накидку, который она легким движением развязала на шее, и он упал на пол, – помню, как она перешагнула через него, словно выступила из голубой чаши. Эта случайная встреча произвела предсказуемый эффект, и я не видел смысла скрывать его. Она так же предсказуемо дала задний ход и спряталась в своей раковине, пообещав, впрочем, на днях заглянуть ко мне. (Не бывать этому, твердо сказал я себе и покинул сборище.)

Потом пришло письмо с ее новым адресом. В порядке эксперимента она сняла квартиру в новой типовой застройке в Ист-Сайде. Чудесная атмосфера. Я непременно должен прийти и посмотреть, что делается для улучшения жизни простых рабочих, населяющих эти дома. В физическом отношении (о прочих мы умолчим) она ощущает себя одной из них. Сейчас она как раз собирает «материал», так сказать местный колорит, на базе которого впоследствии планирует написать серьезный роман (еще бы, фыркнул я) из жизни обитателей городских трущоб. На этом месте меня прямо подкинуло. Да что знает о жизни эта холодная рыба, эта трусливая овца!..

Хотите верьте, хотите нет, но воспоминания о белом платье, о прекрасном, как весенний цветок, лице, о грациозной фигуре в тот вечер, когда я встретил ее в клубе А., сделали свое дело, и я поехал в Ист-Сайд. Дополнительным толчком послужило ее второе, намного более дружеское по тону письмо. У нее такое необычное, но по-своему восхитительное жилье. Ничего общего с Вашингтонской площадью! Из окон прекрасный вид на башни Уильямсберга[42] и манхэттенские мосты; вдалеке что на севере, что на юге торчат верхушки высотных зданий. А огни на Ист-Ривер! Да и сама река – просто загляденье. У нее последний этаж, но пока никто не отважился выйти на крышу. Здесь столько воздуха, такая красота и тишина! Она сама приготовит ужин. А после можно было бы вместе посидеть на крыше, полюбоваться видами с высоты. (Она ни словом не обмолвилась о студентке-медичке, с которой делила квартиру, как и о том, что ее комнаты обставлены в лучших традициях Вашингтонской площади – картины, книги, какая-то взятая напрокат скульптура и прочее в том же роде.)

Я отправился в путь, как зачарованный глядя на толпы людей, вываливших на улицу в душный июльский вечер. Казалось, лето, словно мотылек с бархатистыми черными крыльями, порхает возле лица. С ее крыши действительно открывался вид на море огней и далекие башни. А звезды своими лучами доставали до фонарей вдоль реки. Эмануэла в простом белом платьице из тончайшего бумажного муслина и переднике цвета зеленого яблока по-хозяйски сновала туда-сюда. Она и впрямь приготовила мне ужин, между делом развлекая меня беседами об искусстве. Потом мы вышли на крышу, и я прослушал рассказ об удивительных столкновениях с реальностью, которую в данном случае олицетворяли бедняки-евреи, с утра до ночи гнувшие спину на фабриках и в мастерских с потогонной системой труда: сейчас они там, внизу, пытаются глотнуть «свежего» воздуха на грязных, вонючих улицах. Я разомлел. Никогда прежде я не видел ее такой сердечной, по-девичьи оживленной, по-человечески доступной и отзывчивой и в то же время такой экзотически-прекрасной. Мне показалось, что она искренне расположена ко мне, что между нами наконец возникла душевная близость.

Так что в итоге, спросите вы, чем закончилась ночная вылазка на крышу? От избытка чувств я в какой-то момент не выдержал, схватил ее в объятия и хотел поцеловать. Но она, по своему обыкновению, начала брыкаться и отталкивать меня с криками: «Нет! Прекрати! Пожалуйста, не надо! Я не люблю, когда ты такой! Перестань, ради бога!» – и наконец вырвалась, сверкая глазами и фыркая, как драчливая кошка. Вот дура! Чего ей надо? Сама-то знает? Нет? Какого дьявола было все затевать? Поужинать и разойтись? Зачем эти письма, муслиновое платьице, игривый зеленый передник? Зачем все это кокетство – ради никчемной болтовни? Позвала бы тогда уж и соседку-медичку, и еще пять-шесть кумушек, чтобы все было чин чином!

Любые попытки урезонить ее все равно ни к чему бы не привели – упрямства ей было не занимать. От нее веяло холодом. Если я не могу держать себя в руках, ничего не поделаешь. У нее и в мыслях не было того, о чем я подумал… судя по моей выходке. Ни в мыслях, ни в страшном сне! Она никогда не рассматривала меня в таком плане. Это совершенно исключено. Да, я нравлюсь ей – за мой ум (а вовсе не за красивые глаза и даже не за мои книги, как вы понимаете: к книгам у нее тоже есть претензии, недотягивают они до искусства). Но если я не согласен видеть в ней доброго друга и единомышленника, который всегда готов поговорить по душам, и на которого во всем можно положиться, и с которым я мог бы обсудить… Короче, я хлопнул дверью, на прощание сказав ей – и себе самому, – что это конец. Не надо мне ее писем и вообще ничего мне от нее не надо. Пока я шел по людным улицам, в голове тупо стучала горькая мысль: вот и все. Хотя бы один-единственный поцелуй… Хотя бы раз она прильнула ко мне с любовью! Она… Изысканный, свежий, благоуханный цветок!.. Я нахмурился и пожал плечами. И в течение всех последующих дней я снова и снова пожимал плечами.


Еще от автора Теодор Драйзер
Финансист

«Финансист» — первая книга «Трилогии желания» выдающегося американского писателя Т. Драйзера (1871–1945). Роман начинается с юношеских лет американского капиталиста Фрэнка Каупервуда и заканчивается в тот период жизни главного героя, когда он, чувствуя силу накопленных им капитала и профессионального опыта, провозглашает свой жизненный лозунг, давший название всей трилогии «Мои желания прежде всего».


Дженни Герхардт

«Дженни Герхардт» — одна из прекраснейших историй о любви. Критики называли ее «лучшим американским романом, который когда-либо читали». Печальная любовь романтичной Дженни и богача Лестера Кейна потрясла современников и будет трогать сердца читателей во все времена.


Стоик

«Стоик» — третья книга «Трилогии желания» выдающегося американского писателя Т. Драйзера (1871–1945). Центральным персонажем романа является Фрэнк Каупервуд — человек, у которого три страсти: деньги, женщины и предметы искусства.


Сестра Керри

Издание первого романа Теодора Драйзера (1871—1945) было сопряжено с такими сложностями, что это привело его создателя к тяжелой депрессии. Но дальнейшая судьба романа «Сестра Керри» оказалась счастливой: он был переведен на многие иностранные языки, переиздан миллионными тиражами. Новые и новые поколения читателей с удовольствием погружаются в перипетии судьбы Каролины Мибер.


Титан

«Титан» — вторая книга «Трилогии желания» известного американского писателя Теодора Драйзера (1871–1945). Взлеты и падения в деловой сфере преследуют главного героя романа Фрэнка Каупервуда, а пренебрежение нормами поведения общества становится еще более ярко выраженной его характерной чертой.


Американская трагедия. Книга 1

В «Американской трагедии», самом известном произведении Теодора Драйзера (1871 — 1945), затронуты острые социальные проблемы американской действительности, показана реальная картина деятельности американского суда, прессы и политических деятелей.


Рекомендуем почитать
Консьянс блаженный. Катрин Блюм. Капитан Ришар

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Отон-лучник. Монсеньер Гастон Феб. Ночь во Флоренции. Сальтеадор. Предсказание

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Цепь: Цикл новелл: Звено первое: Жгучая тайна; Звено второе: Амок; Звено третье: Смятение чувств

Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881—1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В первый том вошел цикл новелл под общим названием «Цепь».


Головокружение

Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.


Графиня

Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.


Том 5. Рассказы 1860–1880 гг.

В 5 том собрания сочинений польской писательницы Элизы Ожешко вошли рассказы 1860-х — 1880-х годов:«В голодный год»,«Юлианка»,«Четырнадцатая часть»,«Нерадостная идиллия»,«Сильфида»,«Панна Антонина»,«Добрая пани»,«Романо′ва»,«А… В… С…»,«Тадеуш»,«Зимний вечер»,«Эхо»,«Дай цветочек»,«Одна сотая».


В дороге

Джек Керуак дал голос целому поколению в литературе, за свою короткую жизнь успел написать около 20 книг прозы и поэзии и стать самым известным и противоречивым автором своего времени. Одни клеймили его как ниспровергателя устоев, другие считали классиком современной культуры, но по его книгам учились писать все битники и хипстеры – писать не что знаешь, а что видишь, свято веря, что мир сам раскроет свою природу. Именно роман «В дороге» принес Керуаку всемирную славу и стал классикой американской литературы.


Немного солнца в холодной воде

Один из лучших психологических романов Франсуазы Саган. Его основные темы – любовь, самопожертвование, эгоизм – характерны для творчества писательницы в целом.Героиня романа Натали жертвует всем ради любви, но способен ли ее избранник оценить этот порыв?.. Ведь влюбленные живут по своим законам. И подчас совершают ошибки, зная, что за них придется платить. Противостоять любви никто не может, а если и пытается, то обрекает себя на тяжкие муки.


Ищу человека

Сергей Довлатов — один из самых популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы, записные книжки переведены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. Удивительно смешная и одновременно пронзительно-печальная проза Довлатова давно стала классикой и роднит писателя с такими мастерами трагикомической прозы, как А. Чехов, Тэффи, А. Аверченко, М. Зощенко. Настоящее издание включает в себя ранние и поздние произведения, рассказы разных лет, сентиментальный детектив и тексты из задуманных, но так и не осуществленных книг.


Исповедь маски

Роман знаменитого японского писателя Юкио Мисимы (1925–1970) «Исповедь маски», прославивший двадцатичетырехлетнего автора и принесший ему мировую известность, во многом автобиографичен. Ключевая тема этого знаменитого произведения – тема смерти, в которой герой повествования видит «подлинную цель жизни». Мисима скрупулезно исследует собственное душевное устройство, добираясь до самой сути своего «я»… Перевод с японского Г. Чхартишвили (Б. Акунина).