Футурологический конгресс. Осмотр на месте. Мир на земле - [205]

X. Контакт

Был уже конец августа, и, зажигая по вечерам настольную лампу, я закрывал окно от ночных бабочек. Мое отношение к насекомым в принципе отрицательное, за исключением божьих коровок. Я не люблю бабочек, но терплю их, но вот бабочки ночные, не знаю почему, повергают меня в панику. А именно в этом августе их вылупилось множество, и они беспрестанно толкались за окнами моей комнаты. Некоторые были такими большими, что я слышал, как они мягко бьются о стекло. Даже вид их был мне неприятен; я хотел задернуть гардины и тут услышал стук. Четкий и резкий, словно кто-то постукивал снаружи по стеклу металлическим прутиком. Я подошел к окну с лампой в руке. Среди беспорядочно трепыхавшихся насекомых одна бабочка оказалась совершенно черной, она была крупнее других и поблескивала отраженным светом. Отлетая от окна, она ударяла в него с такой силой, что дрожала оконная рама. Больше того, у этой бабочки вместо головы было что-то вроде маленького клюва. Я стоял как зачарованный, глядя на нее, потому что она била в стекло не беспорядочно, а с регулярными паузами, по три раза, отлетала ненадолго и снова возвращалась. Три точки, пауза, три точки, пауза, и наконец я понял, что она отстукивает букву «S» азбукой Морзе. Признаюсь, я не сразу решился открыть окно, хотя уже смутно догадывался, что это не живое существо, но мысль впустить в комнату обычных бабочек сдерживала меня. Однако в конце концов я пересилил себя и приоткрыл окно. Она тут же влетела через щель и уселась на бумагах, посреди стола. У нее не было крыльев, и вообще она не походила ни на бабочку, ни на какое-нибудь насекомое. Скорее всего она выглядела как черная блестящая маслина. Я непроизвольно попятился, когда «маслина» неведомо как взлетела и, повиснув в каком-нибудь полуметре над столом, забренчала. Она явно не вылупилась из куколки и потому не вызывала у меня отвращения. Все еще держа лампу в левой руке, я протянул правую к «маслине». Она позволила взять себя в руки. Была твердой — из металла или пластика. Я опять услышал то же бренчание, на этот раз три точки, три тире, три точки. Я приложил ее к уху, и до меня донесся слабый, далекий, но четкий голос человека.

— Говорит сова. Говорит сова. Слышите меня?

Я воткнул «маслину» в ухо и, сам не знаю как, сразу же дал нужный ответ.

— Говорит мышь. Говорит мышь. Слышу вас, сова.

— Добрый вечер.

— Приветствую, — ответил я и, понимая, что предстоит долгий разговор, заслонил окно и еще раз повернул ключ в замке. Теперь я уже прекрасно слышал Лакса. Узнал его голос.

— Можем говорить свободно, — сказал он и тихонько рассмеялся. — Нас никто не понимает, я использовал scrambling[150] собственного изобретения. Однако будет лучше, если я останусь совой, а вы мышью. О’кей?

— О’кей, — ответил я и одновременно погасил лампу.

— Это было не очень трудно, — сообщил мой собеседник. — Вы поступили толково. Я сразу сообразил.

— Но как…

— Мыши лучше не знать. Мы сейчас общаемся неким воровским образом. Пусть мышь убедится, что я не подставной партнер. Перед нами разные части головоломки. Сова начнет первой. Пыль — вовсе не пыль. Это весьма любопытно устроенные микрополимеры, обладающие электрической сверхпроводимостью при комнатной температуре. Некоторые из них соединились с остатками того бедняги, который остался на Луне.

— Что это значит?

— Еще рано искать точный ответ. Пока что у меня есть лишь несколько предположений. Через знакомых мне удалось достать щепотку порошка. В нашем распоряжении около получаса, потом то, что позволило нам установить связь, зайдет за горизонт мыши. Я не мог сделать этого днем, риск был бы значительнее, хотя у нас тогда было бы больше времени.

Мне было страшно интересно узнать, каким образом Лаксу удалось прислать свое металлическое насекомое, однако я понимал, что спрашивать об этом не должен.

— Говорите, сова. Слушаю.

— Мои опасения подтвердились, но с обратным знаком. Я предполагал, что на Луне что-то родится из получившейся мешанины, но не думал, что там возникнет что-то такое, что сможет воспользоваться нашим посланцем.

— Нельзя ли яснее?

— Мне пришлось бы пользоваться техническим жаргоном, а это ни к чему. Скажу то, что считаю похожим на правду, настолько просто, насколько смогу. Произошла иммунологическая реакция. Не на всей поверхности Луны, конечно, но по крайней мере в одном месте, и отсюда началась экспансия некроцитов. Так я предварительно назвал пыль.

— Откуда они взялись и что делают?

— Из логически-битовых развалин. Некоторые ухитряются пользоваться солнечной энергией. Впрочем, это не столь уж удивительно, потому что систем с фотоэлементами было там великое множество. Количество некроцитов я оцениваю в несколько миллиардов. Секрет в том, как бы это сказать, что Луна постепенно научилась противодействовать любому виду вторжений. Только не думайте, что там возник какой-либо интеллект. Как известно, мы победили гравитацию, покорили атом, но далеки от победы над насморком и гриппом. То, что на Земле возникли биоценозы, позволяет сказать, что на Луне возник некроценоз. Из всей тамошней неразберихи, взаимных подкопов и нападений. Одним словом, система щита и меча побочно, без воли и ведома программистов, умирая, породила некроциты.