В небе жирафий рисунок готов Выпестрить ржавые чубы.
Homunculus
Поистине смехотворным становится зрелище, когда полубезграмотные газетчики, впадая в тон доброго папаши, пытаются обратить нас на путь истинный или разглагольствуют о художественном темпераменте.
Очень приятно отыскать в творении какого-нибудь Петра Зудотешина безграмотность и указать ее автору.
Удивительно радостно убеждать бездарного графомана в никчемности его бессмысленного труда.
Но иногда лишают критика и этих удовольствий!
Как критиковать автора, заранее оговорившего и безграмотность своей книги, и ее ничтожность?..
Перед глазами — странная книга:
«Садок судей. Часть 2-ая».
Сборник новых произведений модных ныне братьев Бурлюков и компании.
В предисловии читаем:
«Мы отрицаем правописание».
«Мы расшатали синтаксис».
«Ненужность и бессмысленность воспеты нами».
«Мы новые люди новой жизни».
А содержание до того сумбурно, что приходится отказаться от мысли дать ему связную критическую оценку…
В заключение — вопрос.
Чего ради сочиняется все сие?
«Славу мы презираем», — говорится в предисловии.
О, если бы это было так!
Тогда никакой гармонии «Садок» не нарушил бы: слава тоже презирает его.
Вспоминаются иные времена.
Лет семь тому назад поэт Ив. Рукавишников так же «безумствовал», порождая пародии на себя…
А теперь Рукавишников печатает отменно старые романсы в толстых журналах, куда он вошел с «громким» именем.
В свое время В. Брюсов писал лиловые опусы о бледных ногах…
А теперь Брюсов ведет беллетристический отдел в основательнейшей «Русской Мысли» положительнейшего П. Б. Струве.
И нынешние «новые люди…»
У Ник. Бурлюка были уже хорошие стихи.
…По равнинам и оврагам
Древней родины моей,
По невспаханным полям,
По шуршащим очеретам,
По ручьям и по болотам
Каждый вечер ходит кто-то
Утомленный и больной…
Талант здесь виден. У Давида Бурлюка, сейчас поражающего Петербург нелепыми примитивными картинами, уже лет двенадцать тому назад, когда он еще находился в Симбирске, имелись настоящие картины…
Пройдет лет пять.
«Новаторы» появятся в солидных изданиях, где не расшатывают синтаксиса и не воспевают бессмыслицы…
Все хорошо, что хорошо кончается!
Читатель не будет удивлен новым именем: известность имени уже создана ведь крикливым кривляньем!
А критика?
Положение обязывает.
Она в один голос превознесет его, героя, ибо… надо же приветствовать возврат от нелепых новаторств на путь истинной литературы.
Критика — что публика: она не любит быть одураченной.
Она любит думать, что «перелом» в писателе совершился по ее настоянию.
Хорошо на время побыть новыми людьми.
Старая истина!
Георгий Братов
«Бросить Пушкина, Толстого, Достоевского и пр. с Парохода Современности…»
«Парфюмерный блуд Бальмонта…» «Бумажные латы воина Брюсова…» «Грязная слизь книг Леонида Андреева…»
«Только мы — лицо нашего Времени…»
Кто же, однако, эти горделивые мы? Два Бурлюка, Лившиц, Крученых, Хлебников, Маяковский, Кандинский…
Чем нагрузили эти гении Пароход современности? Что дает им право с такою легкостью выбрасывать как мертвый груз своих великих соотечественников?
И вновь — излюбленные латы
Излучены в густой сапфир…
…Я долго буду помнить волчью
Дорогу, где блуждала ты…
Полны нежных и лучистых образов певучие стихи Б. Лившица… но, ах, разве это не стихи Александра Блока?
Д. Д. Бурлюк — разве не имеет предшественников… Зачем имена? Enfant terrible'м «пощечников» (в каждой группе ведь должен быть таковой в роли квасной «изюминки») является А. Крученых. По-видимому — насколько можно судить по его произведениям — это молодой поэт, претендующий на роль «крайнего левого» везде, где бы он ни появился. А. Крученых — бесспорно плодовит, энергичен, неистощим в изобретении различных междометий и образовании из них нового волапюка. Вопрос только в том — талантлив ли г. Крученых настолько, чтобы его талантливость искупала все его — скажем прямо — озорство?
Анастасия Чеботаревская
Но что же создали эти господа, чем наполнили они свой сборник? Вот поэзия В. Хлебникова:
Бобеоби пелись губы
Вээоми пелись взоры
Пиеэо пелись брови
Лиэээй пелся облик
Гзи-гэи-гзэо пелась цепь…
Далее идет такого же рода бессмыслица, озаглавленная «Конь Пржевальского».
Почему этот дикий набор называется «Конь Пржевальского», В. Хлебников, вероятно, и сам не знает.
А вот образчик поэтического творчества А. Крученых:
№ восемь удивленный
камень сонный
начал глазами вертеть
и размахивать руками
и как плеть
извилась перед нами салфетка.
В. Кандинский дал четыре маленьких рассказа. Приводим несколько первых строк из «рассказа» «Видеть».
«Синее, Синее поднималось, поднималось и падало. Острое, Тонкое свистело, ввонзалось, но не протыкало. По всем концам грохнуло. Толстокоричневое повисло будто на все времена. Будто. Будто».
Такой дикой бессмыслицей, бредом больных горячкой людей или сумасшедших напоминает весь сборник
Кто они, авторы сборника?
Искренни ли они?
Д. Бурлюк учится в московской школе живописи и зодчества, где работает так, как требует этого школа. На ученических выставках он выставляет пейзажи, которые бесконечно далеки не только от кубизма, но и всякого новаторства.
И этот же господин одновременно на других выставках выставляет картины в духе самого крайнего кубизма.
