«Пощечина общественному вкусу».
И ведь что бы вы думали. Все «первое издание» этой абракадабры уже оказывается распроданным.
Стало быть, Бурлюки, Маяковские и Хлебниковы нашли-таки своего потребителя, а это наводит на самые грустные размышления.
Эр
Переводя слово акмеизм (акм — слово греческое, и значит: высшая степень расцвета) на простой русский язык, можно будет сказать:
— Господа, бросьте символику. Пусть ею забавляются разного рода бурлюкающие футуристы или, как резко выразился в одной из своих статей Андрей Белый, разного рода «обозная сволочь». А мы вернемся к Пушкину. Ей-Богу, недурно писал Пушкин в свое время и напрасно мы о нем забыли.
И. К.
Это все те же — «футуристы», и «эгофутуристы», «ослинохвостисты» (по-новому «мишенисты») или уж не знаю, как там их еще, — которым серьезные люди посвящают целые статьи, перед «творчеством» которых вдумчиво останавливается Вал. Брюсов, диспуты, которых публика — в ожидании скандалов — посещает, книги которых — смеху ради — читает. А они-то пыжатся, они-то кривляются! И едва ли не десяток книг этой бесталанной, но ловкой братии уже появился в издании одних только г.г. Кузьмина и Долинского.
У каждого своя специальность. Г. «Велимир» Хлебников больше сочиняет новые слова. Есть целый ряд «стихотворений», составленных исключительно из «новых слов». Вот одно из них (привожу текстуально, без малейших изменений):
Трепетва
дышва
помирва
прещва
желва
плаква
лепетва
нежва
Скажете: бред сумасшедшего? Ничего подобного: они, эти «футуристы», здоровехоньки, эти ими все нарочито придумало, чтобы «чуднее было».
Другой — «футурист» г. Вл. Маяковский специалист по другой части — по части противоестественного разделения слов.
Он пишет такие «стихи»:
У —
лица
лица
У
Догов.
Годов
рез
че
Че —
рез.
И перед таким беспардонным хулиганством останавливаются серьезные люди с серьезными минами…
Н. С.
Передунчики
Чуть ли не до хрипоты кричат о себе эго-футуристы, нео-футуристы, специалисты, адамисты-акмеисты и пр.; они кувыркаются на все лады, до неприличия перед «почтеннейшею публикой», изощряются в изобретении нелепостей — одна другой грандиозней, — а читатель равнодушен, как стена. Никакими калачиками не заманишь его в пеструю и разухабистую футуристскую лавочку.
Многие ли знают такие, напр<имер>, альманахи и сборники, как «Стеклянные цепи», «Аллилуиа», «Оранжевая урна», «Дикая Порфира» «Гостинец сентиментам», «Камень», «Смерть искусству» и др.?
Нет сомнения, что все эти: Василиск Гнедов, Хлебников, Маяковский, Крученых, Широков, Бурлюк, Нарбут, Коневской, Мандельштам, Зенкевич остались бы совершенно неизвестными широкой читательской массе, если бы газеты от времени до времени не напоминали обществу о существовании в его среде этой беспокойной человеческой породы.
А не напоминать — невозможно, ибо невозможно пройти равнодушно мимо этих бесстыдных извращений, мимо этого насилия над чистым русским словом и над здравым смыслом.
Только недавно всю печать обошел торжественный и воинственный футуристский манифест, данный в лето 1913-ое в дачном поселке Усикирках.
Помимо беспощадного похода на «чистый» русский язык, на симметрическую логику, на «дешевых публичных художников и писателей», на театр, — футуристы на своем финляндском съезде объявили и активную театральную программу на предстоящий год. Они решили «всколыхнуть».
Крайне любопытно, как осуществляется это «колыхание» и какими средствами новаторы надеются завладеть общественным вниманием.
До сих пор они действовали «слово-творчеством»:
Мы помним такие неувядаемые рифмы:
Петр Великий о
Поехал в Мо —
скву великий град
Кушать виноград.
Мы слышим и теперь козьи вдохновения:
Козой вы мной молочки
Даровали козяям луга
Луга-га!
Луга-га!
Но это уж не может тронуть. Хоть выйди на шаровую площадь и начни всенародно выть нечленораздельными звуками. Не удивятся: приобвыкли и всего ждут.
Это малоутешительное обстоятельство прекрасно учли и сами футуристы.
— Дальше нас идти нельзя, — говорили они.
А оказалось — льзя.
В последней поэме этой книги Василиск Гнедов ничем говорит:
«что и говорить! Передунчики показали, что, действительно, „стар былых творений план“. Патент на „последнее слово без слов“ принадлежит по справедливости им».
Свое открытие они философски обосновывают:
«Пока мы коллективцы, общежители, — слово нам необходимо, когда же каждая особь преобразится в объединиченное „Это“ — я, — слова отбросятся само собой».
Своя своих не познаша
Трудно даже понять, как могла возгораться такая жестокая и кровопролитная война между родственными «союзничками». Но катятся ядра, свищут пули, — бой в разгаре… Передунчиков бьют беспощадно и без зазрения совести адамисты-акмеисты, предводительствуемые заслуженными полководцами — Сергеем Городецким и Н. Гумилевым.
Последний вонзает в них отравленную стрелу:
«Появились футуристы эгофутуристы и прочие гиены, всегда следующие за львом».
Но откуда этот великий гнев и эта бурная ненависть адамистов-акмеистов к футуристам? И из-за чего, собственно, спор?
Адамисты рекомендуют себя «вещелюбами» и «фетишистами». «После всяких неприятий — мир бесповоротно принят акмеизмом во всей совокупности красот и безобразий». Эгофутуристская «утерянная горнесть» слов им не нужна, ибо они всеми помыслами на грешной земле и хотят вернуть словам их смысл и значение. Стих — это «мрамор и бронза». Стих «надменный властительней, чем медь». Слова «должны гордиться своим весом» и подобно камням должны соединяться в здание.
