Футурист Мафарка. Африканский роман - [68]

И она по-своему объяснила первое движение Газурмаха. Мафарка с ужасом и с отвращением увидел, что Колубби лежала на волнах, на спине, с запрокинутой головой, и ее щеки были судорожно искривлены и отражали пожар страсти. Ее порозовевшие ноздри трепетали, а грудь задыхалась! Только руки ее плыли, отбрасывая далеко отяжелевшие от наслаждения волны.

И пронзительным голосом, то горестным, то бархатным, как пение флейты в лесу, она опять начала:

– Да! Я вкусила божественную радость, которой издавна и всегда жаждала моя душа!.. Я видела того, кто одновременно и мой сын и мой любовник!.. Его первый жизненный жест я выпила, как пьют из самого вымени коровы, для того, чтобы навеки освежить душу!.. Я хочу облегчить от тяжести его силы! Я его мать и его любовница!.. Это также мой сын, как и твой!.. Мафарка! Мафарка!.. Поговорим о нашем сыне!..

– Замолчи, жадное животное!.. Что ты хочешь знать?.. О, ты не могла бы услышать меня твоими тонкими ушами, подобными бедным раковинам, оглушенными ужасным криком похоти… У твоего тела есть только голодные рты!.. Если я предложу тебе героическую идею, признайся, тебе захочется пососать ее, как сахарный тростник!..

Но Колубби не слушала его и Мафарка замолчал, видя что она плывет среди скал, лежа на боку и расталкивая воду томным движением ног.

В эластичной прозрачности волн она грациозно расстилала свое блистающее фосфорическим светом тело; ее стан был стройным стебелем цветка; это лицо, чудесно оттененное розовым светом, в распростертой листве ее шевелюры. Издалека, ее голос и, быть может, руки роняли, как листву, слова:

– Ты знаешь, что мои глаза близки к идеалу!.. Ты знаешь, что мои ласки порождают сладострастье в кусте нервов, как запах порождает воспоминание, как мрак питает горький вкус мести… Если ты убьешь меня, я возрожусь, буду возрождаться непрестанно в сердце твоего сына, как нечистый яд ужаса и любви!..

Эти слабые слова грубо ударили по лицу Мафарку.

Все закачалось вокруг него и закрыв глаза он почувствовал, что его ноги поднимаются выше головы; потом земля разверзлась и ускользнула из-под ног, как будто он после обеда накурился гашиша.

Когда Мафарка снова взял вожжи своей воли и сознания, его глаза, помимо его воли, плакали, и все внутри его дрожало от восхитительной горечи и нежности, потому что радость и страдание сжигали и леденили его жилы. Неподвижно, опустив усталые руки, смотрел он на сына, который тянулся вперед, с глазами, устремленными туда, на рифы, за которыми только что исчез силуэт Колубби.

Потрясающие завывания гиен заставили короля подскочить. Эти завывания, казалось, исходили из глубины Подземелий. Это был едкий и металлический, замогильный крик, как будто выходивший из-под земли.

Монотонный лай, усиленный мраком, порою погасал, расплавляясь, в гуле черных эхо; потом он трагически вздымался и надувался как будто для того, чтобы наполнить пустоту звучных галерей. Вдруг свежий взрыв серебристого смеха успокоил лай и был слышен только красивый смех женщины. Это была опять Колубби! Мафарка, вздрогнув, узнал ее голос… Что делала в Подземелье эта хранительница шакалов?..

Он ответил сам себе, прыгнув вперед и бросившись по коварному следу лая, вновь начавшего мрачные рулады. Злоба и страх поднимали ноги Мафарки, которые так яростно спешили что он почти мгновенно очутился под большими прохладными сводами. Жалобный ветер толкал его из прохода в проход, и вдруг топорщившиеся крики остановили короля. Да, да! Безобразные животные, возбужденные опьяняющим запахом смерти, были действительно в священных Подземельях. Без сомнения, они душили друг друга от ярости, стараясь в то же время взломать крышки саркофагов.

Мафарка решил, что жесткое дерево должно было непременно уступить их усилиям и его сердце в слезах увидело в страшном отчаянном видении кроткое каштановое лицо мумии матери, разодранное свиною мордою гиены.

О, бедные! Священные повязки, с их ржавчиной соли и слез, развязанные на смиренном и покорном теле матери!.. Видение предстало так отчетливо, что Мафарка не мог удержаться и, несмотря на слабость ног, бросился во мрак, собрал свои силы и, ощупывая, карабкаясь и ползя на четвереньках, шатался, как пьяный, каждую секунду чувствуя, что его голова, тяжелая от страдания, влекла и толкала его вперед.

Его ноги натолкнулись на кричащую кучу вонючей шерсти… Уж не заблудился ли он?.. Он топтался в зловещей чаще мастиковых деревьев и карликовых пальм. Но сердце увлекало его вперед и сверхъестественная ловкость удерживала его тело от падения, несмотря на то, что оно страшно скользило по грибовидной темноте, шатаясь между живыми кудлами корней, плывя и гребя в густом, тяжелом и безмолвном мраке.

Мафарка без страха нащупал чудовищных жаб, покрытых светящимися волдырями и вдруг когти расцарапали ему лицо. Он сразу выпрямился и замахал руками, раскидывая могучие удары ног в скрежет невидимых челюстей. Злоба обновляла его силы и инстинктивно ориентируясь во мраке, он бросился против скрипящего стада безобразных животных, которые удирали, жуя сажу мрака и уплетая за обе щеки лакомые икры быстроты.